Наира Григорьевна. Хачатрян, родилась в Ереване, окончила Ереванский медицинский институт. После работала в Институте хирургии им. Микаэляна. В 90-е переехала в Москву, где продолжала работать врачом, параллельно обучаясь в Греции и Швейцарии, пройдя путь от хирургии до гомеопатии. Публиковалась в Армении на родном языке. Первые публикации на русском языке – на платформе «Фейсбук». После успеха там решилась на публикацию книги. В 2021 году в издательстве «Четыре» вышла книга «Не чужие».
ПШАТ[1]
Парон[2] Варужан уехал в 1994-м, когда стало совсем тяжело. С работы, мелкой чиновничьей должности, его выкинули новые власти.
На его место посадили молодого, малообразованного революционера, который за пару месяцев развалил всё, что он выстраивал годами верной работы.
Парону Варужану, сыну репатриантов, в своё время пришлось ради этой должности вступить в партию – чтобы доказать свою лояльность. К таким, как он, относились с недоверием. И получение хотя и маленькой, но должности в тогда ещё советской Армении было сродни прорыву.
Впрочем, несмотря на усердную работу, исключительную честность, пунктуальность и преданность, выше он не поднялся. Зато получил от работы садовый участок – кусок каменистой земли без воды и коммуникаций. Всё это богатство называлось русским словом «дача».
Надо было построить дом, завезти плодородной земли и насыпать поверх глинистой почвы, найти воду и вырыть колодец. Раздобыть в эпоху глубокого дефицита отделочные материалы и сантехнику. Посадить деревья и дождаться, пока они вырастут и обеспечат тень на выжженном солнцем холме, где, по разумению партии, должны были доживать на пенсии мелкие чиновники и служащие среднего калибра. За несколько лет нечеловеческих усилий шесть соток каменистой земли превратились стараниями парона Варужана в маленький рай и олицетворение ергир[3], куда стремились все его предки.
Карот[4], переданный по наследству родителями, вернувшимися в советскую Армению, но не нашедшими в ней дома, наконец воплотился в этом маленьком клочке родной земли. В небольшом, но удобном и уютном доме. В бережно посаженных деревьях миндаля и орешника, черешни и вишни и, конечно, абрикоса. Но самое главное – пшата, посаженного перед воротами.
Отработав неделю, в выходные парон Варужан мчался к своему дому и, услышав ещё издалека аромат пшата, наполнялся ощущением счастья и осознания своей уместности на этой земле. Дети уже выросли и свои студенческие годы предпочитали проводить в компании городских друзей, лишь изредка заваливаясь на шашлыки и оставляя после себя разгром и весёлый дух молодости.
В эти моменты, несмотря на то что они с женой Амалией сбивались с ног, обслуживая шумную ватагу и убирая за ней, парон Варужан чувствовал, что жизнь удалась: дом построил, деревья посадил, двоих сыновей-умниц вырастил. Осталось дождаться пенсии и внуков.
Но Союз рухнул, оставив под обломками стабильность и планы на тихую старость. Сыновья-погодки к тому моменту, окончив аспирантуру в Москве, нашли работодателей в Америке и уехали. Весь ужас жутких блокадных лет они, слава Богу, пропустили. Хотя время от времени порывались вернуться, но сдавались под напором матери, заклинающей их оставаться в Штатах.
Амалия боялась… Страх, что сыновья вернутся и она их потеряет, сковывал сердце и занимал все мысли.
«Тёмные» годы пережили вместе, помогая всем, кому могли. Дача стала источником жизни не только для них, но и для родни и друзей.
В 1994-м, отдав ключи родственникам и прощаясь как будто навсегда, они с Амалией с тяжёлым сердцем уехали к детям.
Вначале были словно очарованные, в шоке от изобилия, с трудом привыкали не экономить на электроэнергии, продуктах – благо сыновья хорошо зарабатывали.
Потом оказалось, что страх Амалии, застрявший комком в горле, превратился в тяжкую болезнь. Долго боролись за её жизнь, но не спасли – пока сопоставили комок в горле с раком щитовидной железы, было уже поздно. Поняли тогда, когда метастазы уже мешали нормально жить.
После смерти жены парон Варужан затосковал мрачно, тяжело. Ни женитьба сыновей, ни любимые внуки не могли заглушить карот по клочку земли, политой его пόтом. Через пять лет после смерти Амалии, собрав всю большую семью, с сыновьями, невестками и внуками, парон Варужан наконец приехал в Армению. Туристом. С прахом жены в маленькой урне.
Дорога в дачный посёлок заросла кустами ежевики, островки асфальта прерывались каменистой почвой. Таксист отказался ехать дальше.
Парон Варужан со старшим сыном, нагруженные сумками и урной, под палящим солнцем двинулись к дому. Домики, когда-то выстроенные советскими служащими, стояли молчаливыми и брошенными памятниками ушедшему поколению. Сады стали живой иллюстрацией борьбы за жизнь в отсутствие воды. Но насыщенный ароматами и жужжанием насекомых воздух густо пах солнцем и памятью о счастье.
Ещё издали, не дойдя до заржавевших ворот, парон Варужан услышал аромат родного пшата. Кое-как открыв их, мужчины прошли по заросшей сиреневыми кустами дорожке к дому и немного перевели дух на террасе, присев на прогнившую тахту.
– Пап, остаться мы не сможем… – виновато сказал сын. – Воды только две бутылки. Давай перекусим, похороним урну и пойдём, иначе нам не выбраться, – предложил он.
В самом конце сада, под миндальным деревом, посаженным им вместе с Амалией, отец с сыном вырыли яму и похоронили урну, как завещала мать. Потом перекусили и сын прилёг на тахту – отдохнуть.
Парон Варужан вышел за ворота и обошёл дома всех бывших соседей. Никого… Ни одной Розы, в честь которых улица, где стоял его дом, была названа улицей Трёх Роз, ни жизнерадостного Андраника, разводящего кроликов, ни бывшего замминистра отрасли, в которой он трудился.
Все умерли, дома медленно разрушались. Парон Варужан вернулся на лавочку под пшатом, сел, вдохнул в последний раз любимый аромат… и тихо ушёл к своей Амалии. На его губах застыла счастливая улыбка.
[1] Пшат – вечнозелёный кустарник с терпко-сладкими плодами.
[2]Парон – господин, почтительное обращение к мужчине в Армении. Многие репатрианты так и не стали «товарищами» и предпочитали привычное слово.
[3] Ергир – родина.
[4] Карот – ностальгия, тоска.
