Родилась в российском городе Ижевске 23 марта 1965 года. Окончила Ижевский механический институт по специальности ЭВМ (1987) и аспирантуру ЛЭТИ, кандидат технических наук (1994). Была инженером на Ижевском электромеханическом заводе, в 90-е годы работала на частных предприятиях, а сейчас уже почти двадцать лет трудится в АО «Концерн “ЦНИИ «Электроприбор”».
Семья – муж (поженились в 1995-м), сын и дочь – первые читатели, строгие ценители, верные болельщики. С 1999 года печатала статьи, стихи, рассказы в газете «ТЕРА-Пресс» (г. Сосновый Бор Ленинградской области) и альманахах. Рассказы и повести публиковались также в журналах «Новая Литература», «Вторник», «Художественное слово». В волгоградском издательстве «Перископ-Волга» вышли несколько сборников с участием Юлии, а также повесть «Сто двадцать восьмой пикет» и роман «Искривитель». Ведёт в перископовских «ВКонтакте» страничку разборов произведений, присылаемых для отзывов. Участник и лауреат ряда бардовских фестивалей (1987–1995) и литературных конкурсов (2021–2022).
Пишу о лучшем в человеке
Интервью с автором
– Юлия Григорьевна, каково ваше мнение об общественном статусе литературы?
– Сейчас это два разных занятия, две судьбы. Есть литература – род шоу-бизнеса. Раскрученные писатели и тусовка, для мнения которой имеют силу рейтинги, приобретаемые в результате раскрутки. Что даёт «мейнстримным читателям» такая литература? Развитие воображения, конечно, даёт. Некоторые навыки анализа текста. Ненулевую грамотность (если мейнстримные издательства содержат корректоров – а это не всегда так). Хоть что-то…
А открытие может дать? Не знаю. Мейнстримные люди к нему не стремятся. Считают целью совпадение своих переживаний с тем, что озвучивают рейтинговые фигуры тусовки. С тем, «что станет говорить княгиня Марья Алексевна».
И другая литература. Незаказная, нерейтинговая. Книги, которые пишут, чтобы поделиться полнотой переживаний. Опытом. Вдруг кому поможет… Вот там бывают и открытия. Хотя бы потому, что такие книги читают не ради того, чтоб просигналить тусовке о своей социальной полноценности, а по потребности души. Творческое чтение. Вот оно и даёт открытия.
Если эта вторая литература существует на крохах, барски уделяемых шоу-литературой, то уж леший с ней, с шоуто, пусть себе тешатся рейтингами. Ради тех самых крох, которых ей хватает, чтобы продолжать поддерживать наше общество в состоянии общества людей, а не толпы манекенов.
– Большое эго помогает или вредит писателям?
– Здесь все слова со знаком вопроса. Начнём с «эго» – как-никак подлежащее. Так вот, не бывает человека без эго. Он животное, обладает инстинктом самосохранения, хочет есть и т. п., и по определению не даст так просто загнать себя под лавку. Хорошо это или плохо? – Чаще плохо (для окружающих), потому что такое «эго» уже их будет загонять под лавку. Вот мы и перешли к слову «большое». Относительно кого?.. Окружающих. От такого эго, которое больше, чем у окружающих, больше всех в той группе, где постоянно вращается наш имярек, – беда. Стопроцентно, двухсотпроцентно. Это губитель. Как у Джека Лондона в «Морском волке».
Там же намечен и выход. Без эго никак, но ему можно противопоставить просвещение, образование, культуру. Знание своего места в мире и обществе. К сожалению, писатель (добрались до третьего слова под вопросом) – не синоним порядочного человека. Само по себе знание буковок и даже слов вроде «герундий» или «супин» отнюдь не гарантия развития самоконтроля, умения подавлять инстинкты.
Тут доходим, наконец, и до глаголов: помогает тренировка власти над собой, пребывание с детства в ситуациях, где надо делиться куском и договариваться о взаимовыручке. А мешает «занянченность» – см. мультфильм «Смешарики», серия «Железная няня», либо хоть фильм «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён». Гарантированность комфорта. Нынешнее общество остервенело требует от власти таких гарантий. А власть не может не вестись, она из нас состоит. Писателю хорошо бы усвоить: прежде чем написать хоть строчку, испытай на себе то, о чём пишешь. Не пиши на диване о бездомных, до того помёрзни ночку под открытым небом, не будь студнем, а будь человеком, который звучит гордо. Вот и всё эго.
– Как, по-вашему, уравновесить требования к читателю и заботу о читателе?
– Требования к читателю исходят от автора текста. Если автор пишет исторический роман, он не обязан уснащать каждую страницу сносками, а незнание, что такое, допустим, месячина или фельджандармерия, побуждает читателя залезть в энциклопедию. Пишет о геологах – читатель, встретил слово «петрография» или «ультраосновные породы», поинтересуйся. И конечно, не обязан автор писать как в букваре – предложениями не длиннее чем в три слова. Навык чтения — цензовое требование. Их, sine qua non (без коих никак), ещё ряд.
А вот издательство может проявить заботу о читателе. Чёткий шрифт без брака, без скаредничанья с краской. Поля, при которых книгу удобно держать, не полусантиметровые. И вместе с тем – без переизбытка виньеток, чтоб не мельтешило в глазах, не мешало сосредоточиться на тексте.
Что-то вроде разделения труда, а?..
– Есть ли какая-то основная тема, которую вы чаще всего поднимаете в своём творчестве?
– Пожалуй, тема порядочного человека. С детства много доводилось слышать мизантропических сентенций – дескать, все гады, все предатели, хапуги, ещё какие-то. Вот раньше были, да вам нынешним никогда, да… Вызывало сильнейший протест. Мы, каждый, благодаря кому живы? Сколько раз каждого из нас могли прикончить – так не прикончили же. Сидим, чаёк попиваем, созданный кем-то другим, и цедим через губу: все рылом не вышли, мы – умы, а вы – увы. Вот об этом и пишу. О том лучшем, что было в СССР, о том лучшем, что взял наш человек от лихих 90-х. О лучшем в человеке.
– Если бы вы могли выбирать эпоху, в которой жить, какая подошла бы вам лучше остальных?
– Есть несколько эпох, которые я люблю. Эпоха Великого Октября. Великой Французской революции. Великих географических открытий. Но ведь в любую эпоху большинство не подозревает, что идут великие события, живёт обывательски, выгадывает корку. Так что… удалось ли бы оказаться на высоте эпохи и даже просто испытать неведомое дотоле, познать новое, – вопрос открытый.
– Какие профессиональные рекомендации вы можете дать тем, кто только начинает развиваться в области литературы?
– Я ведь не профессионал. Дилетант. И могу дать лишь совет самоучки – самоучкам. Советов будет три.
Первое. Писательство не парикмахерское и не бухгалтерское искусство, ему нельзя научиться по «советско-постсоветской» схеме: сначала теория, потом практика.Практика должна быть раньше теории. От практики, от жизни должны возникать вопросы, только такие вопросы имеют смысл, только они путеводны. Почему так?.. Зачем так?.. Как нужно, если…? Для ответа на такие вопросы карябается текст. Неважно, какого исходного качества. Появились в результате писанины ответы – хорошо, пишем ещё, читаем, смотрим, беседуем. Живём. И лишь вот тут где-то имеет смысл задаваться вопросами о приёмах, о герундиях и супинах. То есть профессионально-литературными. Не наоборот.
Второе. Как следует из первого, у автора до того, как он стал писать для читателя, должна быть профессия. Токарь или дизайнер, моряк или комбайнер. Да, бывает – ничто не мило, кроме буковок на бумаге. Но должен в жизни быть период честного хлеба. Честного, добытого со всем напряжением сил и мозгов.
И третье. Не несите в издательство первый же текст. Вот когда вам не будет стыдно показать свои опыты тому из ваших знакомых, жизнь которого тяжелее всего… Инвалиду или матери неизлечимого ребёнка, обманутому дольщику или старухе, брошенной родными. Только тогда.
Перечитываю, что получилось, – трюизм, аж противно. Плоско, как «мама мыла раму». А уж объяснять, при каких исходных допущениях, – совсем тоска.
Но как быть, если, изучив все выверты неевклидовых геометрий, приходишь к тому, что полагаться-то можно только на дважды два?
Дальше сами. Без этого, маяковского «я сам» нет человека вообще, а уж писателя…
Интервью провела редактор издательства «Четыре» Ольга Павлова
