Родился в 1946 году в г. Севастополе (Крым). В 1964 году окончил в г. Ростове-на-Дону школу с серебряной медалью, а в 1976-м – физический факультет Московского областного педагогического института им. Н. К. Крупской. Вся трудовая деятельность Василия Андреевича связана с образованием: учитель физкультуры, физики и математики, доцент кафедры педагогики, начальник отдела Министерства образования Российской Федерации, старший научный сотрудник Академии социального управления. Автор – кандидат педагогических наук, является почётным работником высшего профессионального образования РФ, почётным академиком Международной академии наук педагогического образования, обладателем «Золотого знака» журнала «Вестник образования России» и внештатным сотрудником журнала «Жизнь национальностей». Опубликовано около 300 научно-педагогических работ, среди которых несколько учебников по педагогике и педагогических словарей. Василий Андреевич опубликовал сборник стихов «Я эхом отзываюсь на тебя» («Астра-Полиграфия», Москва, 2013), «Никогда не поздно верить в счастье» (Print Smile, М., 2018), «Год друзей» и «Жизнь хороша – я это знаю» (типография BDPrint ООО «Люкс», 2021). Публикуется под своей фамилией на литературном портале «Стихи.ру».
Россия в творчестве Казимежа Валишевского
(к 170-летию со дня рождения писателя, историка, публициста польского происхождения)
Доцент Василий Мижериков,
вице-президент Общества культурного и делового
сотрудничества с Польшей,
почётный академик Международной академии
наук педагогического образования
Краткая биографическая справка
Казимир Феликсович Валишевский родился 19 ноября 1849 года в населённом пункте Голе (Gole Куявско-Поморское воеводство Польши).
К. Ф. Валишевский родился в семье польского помещика в той части Польши, что входила в состав Российской империи. Мальчик рано осиротел и с четырёх лет воспитывался в доме опекунов. Среднее образование он получил в Варшавской гимназии. Как известно, русское правительство после польского восстания 1830 г., в котором большую роль сыграла польская молодёжь и студенты, предприняло меры, направленные на русификацию большей части польских средних и высших учебных заведений на территории Царства Польского. Это привело к отъезду многих молодых поляков, в том числе и Казимира, на Запад. Опекун отправил его во Францию, где юный поляк окончил иезуитский коллегиум в г. Меце. Затем поступил на юридический факультет университета в Нанси, а позднее продолжил обучение в знаменитой парижской Школе права (Ecole de droits). Когда разразилась франко-прусская война (1870 г.), занятия науками пришлось прервать, и Валишевский, спасаясь от оккупации, вынужден был уехать в Лейпциг, где стал работать корреспондентом «Варшавской газеты». Перерыв в обучении закончился после заключения Франкфуртского мира, это позволило К. Валишевскому вновь вернуться в Париж, закончить обучение в Школе права и в 1875 г. получить степень доктора права.
В период с 1875 по 1884 гг. К. Валишевский преподавал в Кракове. Полученное юридическое образование не стало препятствием для Валишевского к изучению истории Польши в течение последующих десяти лет. Это способствовало публикации им первых статей в польской научной печати, касающихся социально-экономических аспектов истории страны, а также франко-польских отношений. Одна из его монографий («Польша и Европа во 2-й половине 18 в.»), изданная в этот период, была переведена на русский язык. Кроме того, он опубликовал подборку ряда весьма содержательных документов, что снискало исследователю авторитет источниковеда и архивиста.
Таким образом, с 1885 г. К. Валишевский постоянно жил и работал в Париже, где и умер в возрасте 76 лет 1 января 1935 г.
Творческое наследие
Более тридцати лет К. Валишевский посвятил изучению истории России. Пользуясь покровительством Великого князя Николая Михайловича, он работал в архивах Парижа и Лондона, Берлина и Вены, а также Санкт-Петербурга.
Широкую известность К. Валишевскому принесла серия произведений, посвященных истории России XVII–XIX вв. Начиная с 1893 года, он издаёт на французском языке серию книг «Происхождение современной России, о русских царях и императорах, об их окружении, охватывающих период между царствованиями Ивана Грозного и Александра I.
Как отмечал сам Валишевский, строгая цензура не допускала выхода его работ на русском языке до 1905 года. Но в условиях либерализации царского режима, наступившей после революционных событий 1905 года, для его книг наступило время настоящего читательского бума: несколько издательств в Петербурге и Москве («Сфинкс», «Современные проблемы», «Наука и жизнь», «Образование», «Новое время») практически одновременно выпускают одну за другой книги Валишевского. Следует отметить, что как указывает БСЭ, К. Валишевский был постоянным сотрудником газеты «Новое Время», издаваемой А. С. Сувориным.
Последняя его книга, посвященная Александру I, вышла в Париже в 1923 году. Спустя шесть лет, в 1929 году, французская Академия наук наградила Валишевского «за большой вклад в современную историографию» (1929 г.).
Первая справка о К. Валишевском-публицисте и писателе, освещающем исторические темы, содержится в «Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона», в т. 9, изданном в 1891 г., где говорится, что ему принадлежит множество ценных статей и книг исторического, экономического и социального содержания. В этой связи следует упомянуть, что кроме собственно исторических произведений о России, К. Валишевский опубликовал «Историю русской литературы» на английском и французском языках в 1900 г., переиздал её в США и Аргентине (1918) и, обратившись к творчеству Ф. М. Достоевского, написал комментарий для английского издания романа «Преступление и наказание» (1927).
Чем объяснить такой неистребимый интерес Валишевского к России? Несмотря на то, что он, поляк по происхождению, родившийся на территории Польши, которая в то время находилась под протекторатом царской России, и проживший почти всю свою сознательную жизнь во Франции, за пределами Российской империи, он по-прежнему оставался русским подданным и, даже живя во Франции, при вступлении в законный брак (1870) просил разрешения на это у русского царя, о чём свидетельствуют соответствующие документы, сохранившиеся в РГАЛИ.
Исторические сочинения К. Валишевского по-разному воспринимались российской критикой: от восторженного одобрения до резко негативных суждений.
В дореволюционные времена энциклопедия «Гранат», называя Валишевского польским писателем, отмечала, что его произведения на исторические темы «живо написанные и изобилующие бытовыми подробностями, в научном отношении оцениваются как крайне легковесные, часто не возвышающиеся над уровнем заурядного исторического романа» [3].
Имеется и другая точка зрения (в Википедии), согласно которой ознакомление с такими капитальными сочинениями Валишевского, как «Смутное время», «Иван Грозный», «Пётр Великий», однозначно приводит к выводу не только о строгой логичности и глубокой аналитичности указанных произведений, но также и о наличии дара обстоятельного обобщения, выразившегося в философско-антропологическом и мировоззренческом характере историографических повествований польского учёного.
По-видимому, авторы статьи о творчестве К. Валишевского, размещённой в словаре Брокгауза и Ефрона, ограничились ознакомлением только с наиболее доступными для широкой публики его произведениями, что ставит под сомнение справедливость их критики. Однако следует отметить тот несомненный факт, что в сочинениях Валишевского периодически имеет место проявление субъективизма, поэтому вполне естественно, что его точка зрения на некоторые события российского прошлого не всегда находила у русского читателя полного согласия.
Тем не менее его книги о различных исторических периодах истории России часто использовались многими российскими учёными, считавшими, что К. Валишевский стоит в одном ряду с такими авторитетными учёными-историками, как Василий Татищев, Николай Карамзин и Василий Ключевский.
Лев Толстой в своё время так оценивал исторические книги Валишевского: «Казимир Валишевский ненавязчивыми штрихами умеет живо передать главное» [2].
Следует отметить, что К. Валишевский внимательно следил за откликами на публикуемые им книги и в предисловии к одной из книг следующим образом ответил критикам: «Как ни снисходительно встретило большинство мою скромную попытку, я всё же вызвал споры, т. е. довольно резкие упреки, впрочем, в достаточной степени противоречивые. Если одни обвиняют меня в том, что я очернил, даже оклеветал прошлое России, то другие назвали меня низким куртизаном. Эти маленькие неприятности, – пишет он, – не удивили и не расстроили меня… В них я нашёл доказательство того, что я, по крайней мере, приблизился… к тому идеалу исторического беспристрастия, который является нашей общей честолюбивой мечтой… Как ни суровой, – продолжает Валишевский, – может показаться моим русским читателям моя оценка роли их страны в истории европейской цивилизации, ничто лучше не подтверждает её правильности, как самая острота протестов, мною возбуждённых».
Большая советская энциклопедия также дает профессиональным качествам Валишевского-историка достаточно суровую оценку: «Сосредоточивая свое внимание исключительно на личной жизни царствующих особ, Валишевский дает лишь историю придворных интриг и любовных похождений и анекдотов; какой-либо социальный анализ в сочинениях Валишевского совершенно отсутствует» [1].
В период перестройки в СССР были выпущены многочисленные репринты дореволюционных изданий французского писателя. Его труды неоднократно переиздавались и впоследствии.
В частности, в 2013 году стартовал литературный проект Бориса Акунина «История Российского государства», где публикуются не только оригинальные произведения писателя, но и рекомендованные им сочинения на историческую тематику. Среди последних — несколько работ Валишевского: «Иван Грозный», «Смутное время», «Образование государства» (1-я часть книги «Первые Романовы»), «Восстановление нации» (2-я часть книги «Первые Романовы»).
При всей неоднозначности оценок творчества К. Валишевского и весьма заметного его субъективизма в отношении описываемых им исторических персонажей и их деятельности во главе России, мы не можем не признать его выдающуюся роль в освещении её величественной и славной истории. Труды К. Ф. Валишевского интересны не только дипломированным историкам тем, что дают наглядный пример применения субъективного метода применительно к изучению русской истории, но и широкому кругу любителей русской истории, для которых книги К. Валишевского служат изящным мостиком к подлинной истории государства Российского.
Источники
1. Большая советская энциклопедия, первое издание: (в 66 тт.) – М., 1926–1947.
2. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: в 86 т. (82 т. и 4 доп.). – СПб., т. 9, 1897.
3. Энциклопедия братьев Гранат: СПб., т. 7, II стереотипное издание, 1894. (Напомним, что это 1894 год, когда ещё не было многих работ.)
4. http://fb.ru/article/275177/kazimir-valishevskiy-i-ego-luchshie-proizvedeniya
Приложение
Издания К. Ф. Валишевского на русском языке
• Вокруг трона. – М.: Сфинкс, 1910.
• Полное собрание сочинений: В 5-ти томах. – [М.]: Сфинкс, 1910–1912.
• Вокруг трона. – М.: ИКПА, 1989.
• Иван Грозный. – М.: ИКПА, 1989.
• Первые Романовы. – М.: ИКПА, 1989.
• Марысенька, королева Польши. – М.: ИКПА, 1989.
• Дочь Петра Великого. – М.: ВААП-Информ, 1989.
• Пётр Великий. – М.: Книга – Внешиберика, 1989.
• Роман императрицы. – М.: Вся Москва, 1989.
• Роман одной императрицы. – М.: ИКПА, 1989.
• Смутное время. – М.: ИКПА, 1989.
• Царство женщин. – М.: ИКПА, 1989.
• Пётр Великий: В 2-х томах. – М.: ИКПА, 1990.
• Преемники Петра. – М.: ИКПА, 1990.
• Преемники Петра. – М.: Советский писатель, 1990.
• Дочь Петра Великого. – М.: ИКПА – Минск: Полымя, 1990.
• Роман императрицы. – М.: ИКПА, 1990.
• Дочь Петра Великого. – Кишинёв: 1990.
• Дочь Петра Великого. – М.: Книга – Внешиберика, 1990.
• Первые Романовы. – М.: Советский писатель, 1990.
• Сын великой Екатерины. – М.: ИКПА, 1990.
• Вокруг трона. – Киев, 1991.
• Исторические романы: В 2-х томах. – Воронеж, 1992.
• Дочь Петра Великого. – М.: Квадрат, 1993.
• Иван Грозный. – М.: Сварог, 1993.
О крымской ссылке Адама Мицкевича
(опыт историко-литературного исследования)
Мижериков В. А.,
почетный работник
высшего профессионального образования РФ
почетный академик МАНПО,
кандидат педагогических наук,
Москва, migerikov@list.ru
Аннотация. В статье предпринято небольшое исследование по опубликованным материалам об Адаме Мицкевиче с целью уточнения и систематизации довольно противоречивых сведений о пребывании его в Крыму и написании им «Крымских сонетов» не столько с точки зрения филологического анализа этого произведения (это уже сделано специалистами-филологами), сколько в плане событийного освещения этого периода его жизни, того круга людей, что его окружали и вольно или невольно создавали атмосферу, в которой родились эти поэтические шедевры.
Ключевые слова: Адам Мицкевич, сонет, Крым, Евпатория, Одесса, «Крымские сонеты».
Annotation. The article made a little research on published materials about Adam Mickiewicz for the purpose of clarification and systematization of the rather contradictory information about his stay in the Crimea, and writing them the “Crimean sonnets” not so much from the point of view of philological analysis of this book (it has been done by professional philologists), but in terms of event coverage of this period of his life, that circle of people that surrounded him and, willingly or unwillingly, created an atmosphere in which they were born, these poetic masterpieces.
Key words. Adam Mickiewicz, sonnet, Crimea, Evpatoria, Odessa, “Crimean sonnets”.
В детстве воспитанием Адама и его братьев занимались няня Гансевская и старый слуга Блажей, от которых Адам впервые услышал белорусские и литовские народные песни, сказки, легенды.
Учился Адам в доминиканской школе[1] в г. Новогрудке, где и написал свои первые стихи.
Следует отметить, что на формирование детских и юношеских представлений Адама оказал влияние ряд обстоятельств. Во-первых, его дед участвовал в восстании Тадеуша Костюшко и всю жизнь мечтал об освобождении Польши от «русского ига». Во-вторых, отец Адама, наблюдая идущих на Россию французов, очень надеялся, что Наполеон разгромит Россию и внушал эти надежды своим сыновьям. Однако он умер, даже не дождавшись начала Отечественной войны с французами. Тем не менее в наполеоновском набеге на Россию участвовали и польские армейские соединения, и братья Мицкевичи с восторгом ловили каждую весточку о походе Наполеона. Даже когда они стали свидетелями позорного бегства французской армии, это не помешало им на всю жизнь, по выражению Елены Криштоф, стать «горячими наполеонистами» [4]. В-третьих, довольно жесткая русификаторская позиция царских властей порождала сопротивленческие настроения среди не только знати, но и других слоев населения, мечтавших о независимости Польши [6].
Адам возобновил начатую в Новогрудке поэтическую деятельность по двум причинам: во-первых, он влюбился в красивую 18-летнюю блондинку Марию Верещак, во-вторых, почти все его филоматское окружение писало стихи, и некоторые из них были даже напечатаны. К этому периоду относится написание им «Песни филоматов» и стихотворения «Городская зима», которое было напечатано в Tygodniku Wilenskim. В «Песне филоматов» он сформулировал призыв: «Мерь силы по намерениям», который подхватили не только те, к кому он непосредственно обращался, но и более широкий круг современников и потомков» [6., с.8].
Увлечение классицизмом могло отразиться в задуманной Мицкевичем большой поэме «Картофель», которая должна была состоять из двух частей: героической, в которой предполагалось описать открытие и покорение Америки, и дидактической, в которой бы раскрывался метод исчисления выгод для человечества от открытия картофеля. Однако занятия в кружке филоматов немецкой романтической литературой в корне изменили его творческие планы. Однажды в кругу его друзей-филоматов с восторгом читали балладу В. А. Жуковского «Людмила». Очарованный красотой этого творения, Адам практически сразу же написал свою версию «Людмилы».
Весною 1819 года казенный стипендиат Мицкевич получил назначение в г. Ковно[2] на должность преподавателя литературы в тамошней гимназии.
В ковненский период был создан поэтический цикл «Баллады и романсы», который составил основное содержание первого стихотворного сборника Мицкевича «Поэзия», вышедшего в свет в Вильно в 1822 году, что многими исследователями было обозначено как начало романтического периода в польской поэзии.
Именно в Ковно преподаватель гимназии А. Мицкевич был замечен в участии в запрещенных властями студенческих кружках и в 1823 г. на полгода посажен в тюрьму, но по счастливому стечению обстоятельств и благодаря поддержке друзей ему удается отделаться сравнительно легким наказанием: его выпустили на поруки и предписали высылку во внутренние губернии Российской империи.[1] Во исполнение этого предписания А. Мицкевич отправился в ссылку по маршруту Петербург – Москва – Одесса – Крым – Москва – Петербург.
В Петербург А. Мицкевич прибывает в дни знаменитого наводнения, описанного А. С. Пушкиным в «Медном всаднике», и некоторое время проводит в ожидании решения министерстве народного просвещения. Именно в этот период жизни он не только знакомится, но и находит своих единомышленников в лице будущих декабристов К. Ф. Рылеева и А. А. Бестужева, о которых он упоминает через несколько лет в поэтическом послании «Русским друзьям», вспоминая «светлый дух Рылеева» и «воина и поэта» Бестужева [6., с. 432–433].
Наконец в Министерстве просвещения ему предложили поработать учителем гимназии в каком-нибудь из российских городов. Он выбрал Одессу, и уже в феврале 1825-го Мицкевич прибыл в «южную Пальмиру», где попечитель Одесского учебного округа граф Ян де Витт при встрече заявил, что вакансий нет и посоветовал ждать. Ссыльного поэта поселили в здании гимназии, расположенного на пересечении Дерибасовской и Екатерининской улиц. Получая жалованье, но не работая, Мицкевич активно посещал литературные салоны и, будучи уже известным поэтом, с удовольствием раздавал автографы. Страстно влюбившись в Каролину Собаньскую[3], гражданскую жену надзирающего за ним графа де Витта, 27-летний ссыльный поэт стал её любовником и посвятил 31-летней красавице восторженное стихотворение «О, если б ты лишь день в душе моей была» [1].
Изучение опубликованных на сегодня документов привело нас к выводу, что в период, предшествующий его поездке в Крым, вокруг А. Мицкевича как бы невзначай образовалась группа людей, так или иначе имевших свой интерес от пребывания ссыльного поэта на юге России.
О пани Каролине, прославившейся в начале 1820-х своей демонической красотой, архивные документы III Отделения Собственной Его Императорской Величества канцелярии с неопровержимостью указывают, что она была платным осведомителем И. Х. Бенкендорфа. Скорее всего, шеф жандармов, осуществляя слежку за А. Пушкиным, не мог не обратить внимание на предмет воздыханий знаменитого поэта, которая содержала в Одессе модный салон и могла подать повод для шантажа и последующей вербовки для получения о Пушкине самых достоверных сведений. По-видимому, она информировала Бенкендорфа и о деятельности графа де Витта, гражданской женой которого она была с 1821 по 1836 годы. Кроме А. С. Пушкина, в нее был влюблен и посвящал свои стихи и К. Ф. Рылеев.
Граф Витт[4], возглавляющий Одесский учебный округ и по совместительству местную тайную полицию, сквозь пальцы смотрел на ухаживания поэта за пани Собаньской, тоже имел свои виды в отношении Мицкевича. Для выявления бунтовщиков в подчиненной ему Одесской губернии он решил использовать поэта в качестве своеобразной приманки и попросил свою сожительницу заманить поэта в Крым. Считал, что там, в горах, вдали от людских глаз, заговорщики наверняка попробуют выйти на связь с недавним узником. Расчетливая светская львица потребовала за услугу яхту. Купленное Виттом судно, конечно же, назвали «Каролиной». Собаньская показала яхту Мицкевичу и предложила совершить путешествие в Крым. А чтобы поэту не было скучно, пригласила в поездку своего старшего брата Генриха Ржевусского – литератора, которого позднее увенчают титулом «польский Александр Дюма».
Крым весною 1825 года, несмотря на определенные неудобства политического изгнания, стал местом, где Адам Мицкевич как человек был счастлив и влюблен, а как поэт, вдохновленный красотой природы, подарил нам сборник сонетов, в названиях которых географически точно запечатлел свое путешествие: Тарханкут, Евпатория, Бахчисарай, Балаклава, Байдары, Гурзуф, Аю-Даг, Алушта, Чатыр-Даг.
«Крымские сонеты» привлекали и продолжают привлекать внимание поэтов, литераторов, критиков во многих странах мира. Они переведены на разные языки. По мнению ученых, эти произведения в свое время прозвучали как новое слово в польской поэзии и творчестве самого автора.
Работая над сонетами, Мицкевич привлек массу известных ему материалов. Он тщательно изучил «Путешествие по Тавриде в 1820 году» И. Муравьёва-Апостола, перечитал «Бахчисарайский фонтан» А. Пушкина, восточные стихи И. Гёте. Приверженец максимальной точности описаний, полного соответствия их действительности, автор и здесь остался верен себе, пользуясь в равной степени историческими данными и своими впечатлениями. Однако ничто не могло стеснить его поэтическое воображение. Перед ним возникло увиденное в тех же очертаниях и красках, которые в период путешествия по Крыму определялись его тогдашними настроениями, переживаниями и чувствами. Отсюда наряду с абсолютно точными деталями появляются гиперболичные определения. Отсюда же чарующее поэтическое своеобразие «Крымских сонетов» и та глубокая мысль, которая проходит через весь цикл и придает ему характер единого целого по замыслу и исполнению. Конечно, трудно скупыми словами прозы передать внутреннее содержание высоко поэтического произведения. Еще труднее охарактеризовать необычайность образов, смелость сравнений, многоцветность и разнообразие красок, тонкость и точность определений. Для этого надо просто читать сонеты.
В этом плане наше внимание привлекло издание «Адам Мицкевич. Стихотворения. Поэмы», осуществленное московским издательством «Художественная литература» в 1968 году (в рамках «Библиотеки всемирной литературы»). Оно не только содержит практически все поэтическое наследие выдающегося польского поэта, в первую очередь, «Крымские сонеты», но и замечательную вступительную статью, объяснения и примечания Б. Стахеева, которыми мы широко пользовались при написании этой статьи [6].
Создание «Крымских сонетов» можно считать моментом, когда творчество Мицкевича ближе всего сходится с развитием русской поэзии. Сам автор стал свидетелем их благосклонного приема русской публикой и имел возможность написать из Москвы: «Почти во всех альманахах (альманахов здесь выходит множество) фигурируют мои сонеты; они имеются уже в нескольких переводах (…) Я уже видел русские сонеты в духе моих».
Вот как выглядит сокращенная мною история создания двух сонетов.
Первое крымское впечатление Мицкевича – полуостров Тарханкут, известный среди моряков как «мыса бурь». Компания путешественников на «Каролине» застала здесь штиль, и это вылилось в сонет «Штиль. На высоте Тарханкут». На море полный штиль. Бриз замер, изнемог.
Поник устало флаг. В зеркальной вижу глади Купальщицы-волны светлеющие пряди, Волшебной наготы не тронет ветерок…
Спустя некоторое время яхта попала в сильный двухдневный шторм, едва не опрокинувший легкое суденышко. Сонет «Буря» поэтически зафиксировал весьма опасную ситуацию, в которой оказались пассажиры «Каролины»:
В лохмотьях паруса, рев бури, свист и мгла... Руль сломан, мачты треск, зловещий хрип насосов. Вот вырвало канат последний у матросов. Закат в крови померк, надежда умерла.
В Евпатории путешественников встретил городской голова Хаджи-Ага Бабович, пригласивший их в свою усадьбу «Ган-Яфа», расположенную на Караимской улице, и угостивший обедом. Брат Каролины, Генрих Ржевусский, вспоминал: «Восточный обед, которым нас угостили, приправленный милой душевностью доброго Бабовича, оригинальным обаянием его жены и дочек, сияющих красотой и алмазами, простодушной радостью этих девушек, а потому еще, что мы были особенно голодны, показался нам превосходным. Огромные оплетенные жбаны со светло-розовым вином из его виноградника утолили нашу послеобеденную жажду».
Затем Мицкевич и Ржевусский захотели осмотреть караимский храм. Бабович взялся проводить их, и по дороге друзья попросили своего провожатого научить их нескольким приветственным фразам на древнееврейском языке (на нем написаны священные книги караимов). Знакомясь со старшим газзаном (караимским священником) Иосифом-Соломоном Луцким, гости поздоровались по-древнееврейски. Газзан был тронут и в ответ произнес несколько фраз по-польски. Мицкевич и Ржевусский переглянулись. Невероятно! Каким образом обитатель маленького крымского городишка, где, кажется, никогда и не ступала нога поляка, мог научиться свободно разговаривать по-польски?.. Иосиф-Соломон объяснил, что родился неподалёку от Львова. Далее выяснилось, что старший газзан интересуется польской литературой и немного знаком с творчеством Мицкевича. Известие о том, что в далекой Евпатории, куда они доплыли с таким трудом, знают его стихи, потрясло поэта.
В числе первых переводчиков стихов А. Мицкевича мы обязательно должны упомянуть А. С. Пушкина («Воевода» и «Будрыс и его сыновья» [6., с.92; 93].
Особенно близкие дружеские отношения связали Адама Мицкевича с поэтом и журналистом князем Петром Андреевичем Вяземским, который стал первым переводчиком его произведений на русский язык, сделав в 1827 году переводы сонетов в прозе, точнее – подстрочники к ним.
Традиция переводов «Крымских сонетов» в России имеет глубокие корни. Не вдаваясь в подробности, замечу, что мимо «Крымских сонетов» не прошли еще при его жизни такие выдающиеся поэты, как Дмитриев, Козлов, Лермонтов, Аполлон Майков, Бенедиктов, Ходасевич… Непревзойденными и по сей день, на мой взгляд, являются гениальные переводы Ивана Бунина («Аккерманские степи», «Алушта ночью», «Чатырдаг»).
В заключение хотелось бы подчеркнуть, что великолепное по форме и содержанию описание крымских природных красот соединено с единым лирическим настроением образа пилигрима, который, не сгибаясь под ударами судьбы, ищет бури, остро переживая за свою свободолюбивую родину…
К сожалению, требования к объему работы вынуждают нас завершить наше сообщение с надеждой, что эта небольшая толика интереснейшей истории подвигнет коллег на самостоятельные поиски в просторах Интернета и на библиотечных полках, а наш рассказ о крымском путешествии А. Мицкевича будет продолжен на других площадках российско-польского культурного сотрудничества.
Список использованных источников
1. Адам Мицкевич в Евпатории
crimeanblog.blogspot.com›2014/05/mickevich.html
2. Википедия, library.ru, «Крымские известия»
3. Власенко. И. История одной братской дружбы (Пушкин и Мицкевич) Posted by Ирина Власенко on 19.06.201530 Comments
4.Криштоф. Е.Г. «Сто рассказов о Крыме»: Три вечных…
krimoved-library.ru›books…rasskazov-o-krime17.html
5. Мицкевич Адам | Адам Мицкевич в Крыму
kport.info›people/famos/index.php…
6. Стахеев Б. Вступительная статья «Адам Мицкевич» // Адам Мицкевич. Стихотворения. Поэмы. – Издательство «Художественная литература». – М.: 1968, С. 5–20.
7. https://shkolazhizni.ru/culture/articles/1800/
© Shkolazhizni.ru
[1] Литовская провинция была создана в 1647 году, она охватывала территорию Литвы, северной и западной Белоруссии. В первой половине XVII века там было основано 10 доминиканских монастырей, во второй половине 25, в XVIII веке – 6, в XIX – 1. В 1797 году монастырю сестёр-доминиканок передали светские 6-классные училища в г. Новогрудке.
[2] Ныне – Каунас.
[3] Каролина Собаньская (Кароли́на Роза́лия Те́кла Ржеву́ская), по мужу Соба́ньска или Соба́нская, род 25 декабря 1795 г., авантюристка, сестра Эвелины Ганской и Адама Ржевуского, свояченица Оноре де Бальзака и Станислава Монюшко, тётка другой знаменитой авантюристки Екатерины Радзивилл.
[4] Граф И. О́. де Витт (1781–1840) – генерал от кавалерии на русской службе, ключевая фигура русской разведки Отечественной войны 1812 года.
Киноинтерпретация философии Станислава Лема[1]
Дата публикации: 30.05.2021
В 2021 году исполнились две даты, связанные с именем Станислава Лема, выдающегося польского писателяфантаста, публициста и философа-футуролога: 100-летие со дня его рождения (12 сентября 1921 года в г. Львове) и 15-я годовщина его кончины (27 марта 2006 года в г. Кракове).
Станислав родился в сентябре 1921 года в г. Львове, который после восстановления государственности Польши (11 ноября 1918 г.) оказался в польской юрисдикции. Родился и воспитывался Стасик в достаточно обеспеченной еврейской семье врача. К четырем годам он уже умел читать и писать.
Среднее образование Станислав Лем получил в престижной мужской гимназии, носившей имя польского историка и публициста Кароля Шайноха. Попытка выпускника гимназии продолжить образование в политехническом институте в 1939 г. в городе Львове не удалась. Врачебно-профессиональные связи отца помогли ему определить единственного сына в медицинский вуз.
30 июня 1941 года Львов оккупировали немецко-фашистские войска. Учебные заведения в городе прекратили свою работу. Чтобы избежать попадания в гетто, семье Лемов пришлось срочно менять свои настоящие документы на поддельные. Станиславу пришлось поменять учебу на работу автомехаником (по одним данным, в немецкую фирму по переработке металла, по другим – в одном из гаражей). По данным израильских порталов, Станислав оказывал помощь польским антифашистам, снабжая их взрывчаткой, добытой по месту работы.
В 1944 году, после освобождения г. Львова Красной Армией, жизнь стала налаживаться. Но недобитые остатки бандеровских банд, скрывавшиеся в подполье, зверски вырезали польское население – целыми селами, да и в городах было очень неспокойно. Поляки в ответ на своей территории крушили украинские сёла. В целях недопущения межэтнического кровопролития И. В. Сталин распорядился провести репатриацию: в течение нескольких суток всем полякам с западных областей Украины предоставили возможность выехать в Польшу, а украинцам из Польши – в Советскую Украину. Семья Лемов тоже попала в это великое переселение, и Станислав продолжил учёбу на медицинском факультете уже в Краковском (Ягеллонском) университете, где он, кстати, познакомился со своей будущей женой Барбарой Лесняк, учившейся там на рентгенолога. Супруги по-разному отнеслись к полученному образованию: если Станислав отказался от получения диплома военного врача, то его жена работала по приобретенной специальности до пенсии, т. к. (по воспоминаниям писателя-переводчика Константина Душенко) не хотела, чтобы ее представляли всего лишь как супругу знаменитого Станислава Лема. После окончания университета в 1948 году Лем устроился в научную лабораторию младшим ассистентом и был этому очень рад.
В 1968 году у фантаста родился долгожданный сын Томаш, который отучился в Венском университете, затем в Принстоне (США), после чего занялся издательским делом.
Станислав Лем испытывал слабость к автомобилям, на эту тему мог говорить часами. Кроме того, писатель был таким сластеной, что на некоторое время стал завсегдатаем кондитерской при отеле «Краковия», а в своем писательском кабинете постоянно держал запас халвы и марципана в шоколаде. На досуге футуролог читал Генрика Сенкевича, слушал Бетховена и «Битлз», смотрел «Звездные войны» и бондиану.
В начале 80-х годов С. Лем год прожил в Вене, формально – по приглашению Союза писателей Австрии. В действительности же, по словам сына фантаста, причинами отъезда стали цензура и перлюстрация корреспонденции, осуществляемая органами Польской Народной Республики, а также невозможность знакомиться с новинками мировой литературы. В 1983 году Станислав Лем с семьей переехал в Австрию, однако жизнь в чужой стране оказала гнетущее влияние на настроение писателя, который, по воспоминаниям его сына Томаша, утратил желание к литературному творчеству, а вместе с ним и вдохновение. Он прожил последние несколько лет в добровольном затворничестве, нисколько не заботясь о своем внешнем виде.
Писательская деятельность Станислава Лема началась в 1946 году с публикации фантастического романа «Человек с Марса» (Czlowiek z Marsa), напечатанного в еженедельном журнале Nowy Swiat Przygod. Он довольно быстро стал в Польше культовым писателем: уже в 1951 году его только что изданные «Астронавты» (Astronauci) буквально сметались читающей публикой с прилавков книжных магазинов.
Следует отметить, что помимо польского Станислав Лем владел ещё пятью языками: украинским, русским, английским, немецким и французским, что, безусловно, чрезвычайно расширяло его творческие возможности. Он охотно путешествовал по Европе и чаще всего бывал в Германии, Чехословакии. Бывал он и в нашей стране.
Главное, о чем практически непрерывно писал Лем с изрядной долей юмора, сатиры, философских сентенций, – это несостоявшееся общение человека не только с внеземными цивилизациями, но и с роботизированным окружением технологии будущего. Его поздние сочинения, приближаясь к жанру футуристической утопии, идеализировали гипотетические социальные устремления, возникающие на фоне эмоционально обедненной жизни в условиях технологического переразвития. Ярким примером такого творческого самовыражения являются «Звездные дневники Ийона Тихого», которые разошлись на цитаты у любителей фантастики не только в те времена, но довольно часто цитируются и в настоящее время, вне зависимости от гражданства, места жительства, пола и возраста его почитателей.
Как известно, книги Станислава Лема переведены более чем на сорок языков, продано их тоже чрезвычайно много – далеко за тридцать миллионов экземпляров. Кинематографистами сделано более двадцати экранизаций по его произведениям, среди которых основная часть снята в Польше и Советском Союзе, однако наряду с ними отметились Чехословакия, Германия, Англия, США и даже Азербайджан.
Станислав Лем явился одним из немногих, кому удалось познакомить своих читателей с возможным будущим, ожидающим человечество в эпоху реального превосходства технологий над людьми и истощения природных запасов, а также с проблемами поиска внеземных цивилизаций и установления с ними взаимопонимания. Станислав Лем завоевал любовь читателей всего мира произведениями в жанре научно-философской фантастики. Он – лауреат многих польских и зарубежных премий, в их числе и государственных премий Австрии, Польши, премии имени Кафки. Кроме того, он стал кавалером Ордена Белого Орла, обладателем ряда учёных степеней, почётным доктором нескольких университетов.
Лучшей из кинокартин является, разумеется, «Солярис», снятая А. Тарковским, хотя Станислав Лем, практически все опубликованные в СССР произведения которого были приняты и поняты, недостаточно высоко оценил этот шедевр, упрекнув режиссера в неправильном раскрытии авторского замысла произведения. Однако на одноименный американский фильм с Д. Клуни в главной роли Лем вообще только поморщился, так как никакие мысли, в т. ч. и основные, в нем не были раскрыты. Он не любил американских фантастов и критиковал их так яростно, что был изгнан из Американского общества научной фантастики. Однако он хорошо отзывался о братьях Стругацких, особенно хвалил их «Пикник на обочине». Ему даже казалось странным, что это написал не он.
Мне, как автору нескольких словарей и статей, посвященных проблемам педагогической терминологии, особенно приятно отметить словотворчество Станислава Лема. Количество неологизмов, созданных им и использующихся его последователями, поистине огромно: по некоторым данным их более девяти тысяч. Несмотря на сложности перевода, российским читателям, наверное, без объяснений понятно, что за лекарство «альтруизин», что за помещение «бесильня», за что разумные роботы назвали человека «бледнотиком» и чем «бумба» и «блюмба» отличаются от обычной бомбы. И прекрасный термин Лема «лживотные» без обиняков указывает на искусственность, синтетичность этих созданий. Не менее остроумны и саркастичны термины «постымент» и «сепульки». Писателю удается очень метко и остроумно передать свои мысли об отношении к робототехнике следующими словами: «Машина, тупая, бесхитростная, неспособная пораскинуть умом, делает, что прикажут. А смышлёная сначала соображает, что выгоднее: решить предложенную задачу или попробовать от неё отвертеться?»
Вместе с тонкостью языковых находок хотелось бы отметить и жанровое разнообразие творчества Станислава Лема: утопии и антиутопии, лёгкие сказочки про космос и основательно продуманная социальная инженерия, альтернативное настоящее и сильно замутнённое будущее, мирок за углом, полный наркоманского дурмана, и человечество, покорившее вселенную….
Станислав Лем, несмотря на все жизненные треволнения, дожил до восьмидесяти четырёх лет и умер в результате остановки больного сердца в марте 2006 года.
Незадолго до своей кончины он заметил: «Суть старости в том, что приобретаешь опыт, которым нельзя воспользоваться». Писатель имел в виду самого себя, но он оставил миру обширное собрание своих сочинений, заставляющих читателя мыслить, причём совсем необязательно так, как думал сам Станислав Лем. Библиография его обширна, но я бы посоветовал читателям остановить своё внимание хотя бы на самых знаковых его произведениях, к числу которых, по моему мнению, относится научно-фантастический рассказ «137 секунд» о суперпроницательной компьютерной сети. На фоне непритязательного сюжета рассматривается философская проблема о том, как время отражается в сознании человека.
В цикле рассказов «Абсолютная пустота» автор выступает в роли литературного критика, в рецензиях которого на ненаписанные произведения очень много философии, юмора, дерзкой сатиры по отношению даже к собственным представлениям о мире, в котором литературный герой обитает.
Весьма интересно, на мой взгляд, фантастическое повествование «Альтруизин», в котором некто Добриций, робот-отшельник, размышлявший в пустыне 67 лет, решил осчастливить окружающих его. В ответ его товарищ, конструктор Клапауций, привёл рассказ из жизни тех, что достигли наивысшей ступени развития, тоже возжелавших осчастливить мир, но богатствами, сытостью, избытком добра. И что из этого вышло? Каждый понимает по-своему…
Проблематика, касающаяся социологии, экологии, взаимоотношений природы и человека, обозначенная в романе «Возвращение со звёзд», перекликается с известным произведением Герберта Уэллса «Машина времени». В нём Лем со свойственными ему сарказмом и иронией поднимает тему психологической адаптации человека к эпохе, отстоящей на 1000 лет от современности.
Мне, как педагогу, было интересным почитать о том, как некто Трурль от скуки сконструировал робота и начал его воспитывать. Забавная фантазия «Воспитание Цифруши» реально указывает на гениальное предвидение писателя о том, что наступят времена, когда человечество всерьёз задумается о месте искусственного интеллекта в развитии цивилизации.
В книге «Сумма технологии», изданной в СССР в 1968 году, Станислав Лем полностью отказался от простых экстраполяционных построений Будущего и провёл уникальный и смелый технологический анализ цивилизаций, проанализировав возможности возникновения принципиально новых групп научных дисциплин. Написанная много лет назад книга нисколько не устарела и является классикой футурологии. Исследователи его творчества указывают на более чем 50 пророчеств Лема, которые сбылись сегодня: роботы-продавцы и водители, аудиокниги и компьютерные библиотеки, планшеты и нанотехологии и много другое.
В заключение хотелось бы несколько слов сказать о том, что 2021 год был объявлен в Польше Годом Станислава Лема. Поэтому в рамках 14-го Фестиваля польских фильмов «Висла», проходившего в майские дни 2021 г. в России, в московском кинотеатре «Космос» состоялась одна из секций под названием «Непотерянное время». В ней были представлены творческий документальный фильм Бориса Ланкоша «Автор Солярис» и фрагменты фильма Анджея Вайды «Слоёный пирог», основанные на произведениях знаменитого польского писателя и философа.
В первом из фильмов была продемонстрирована попытка запечатлеть феномен Станислава Лема как писателя и мыслителя, интеллектуальный кругозор которого вышел за рамки эпохи и реальности Польши того периода, в которой он жил. Фильм, насыщенный архивными коллажами, инсценировками и уникальными фото- и кинодокументами, даёт вполне отчётливое представление не только о биографических коллизиях писателя, но и о бурной истории стран Центральной и Восточной Европы, сформировавшей его личность.
Реализованная в конце 60-х гг. киноновелла «Слоёный пирог», повествует о событиях, разворачивающихся, по замыслу С. Лема, в начале XXI века, когда медицина уже может гордиться успехами в пересадке человеческих органов. Героя фильма, гонщика Фокса, после серии автоаварий медики часто спасают методом трансплантации. Однако использование для трансплантации органов не только мужчин и женщин, но и домашних животных, создает множество и забавных и гротескных коллизий юридического и морального характера.
Вместе с группой членов Общества культурного и делового сотрудничества с Польшей я посетил московский кинотеатр «Художественный», в котором состоялось торжественное открытие фестиваля, а также ряд кинотеатров, где посмотрел ряд польских фильмов. При этом испытывал чувство радости от того, что российская общественность проявила большой интерес к польскому киноискусству, выражала свою благодарность польским и российским инициаторам проведения очередного фестиваля. Словом, несмотря ни на что и вопреки всему происходящему в отношениях России с так называемым объединённым Западом, дружеский и творческий диалог общественности России и Польши продолжился.
От имени нашего Общества я выражаю сердечную благодарность организаторам очередного, 14-го Фестиваля польских фильмов «Висла», подарившим россиянам в непростой международной эпидемиологической и политической ситуации новую возможность ознакомиться с новинками польского кинематографа, оценить успех создателей разножанровых кинопроизведений, за получение незабываемых впечатлений и приятного интеллектуального послевкусия от просмотренного. Уверен, дружеский диалог деятелей искусства, литературы и науки России и Польши будет в перспективе способствовать развитию взаимопонимания и добрососедских отношений между народами наших стран.
В. А. Мижериков,
президент Общества культурного
и делового сотрудничества с Польшей,
кандидат педагогических наук,
почётный работник высшего
профессионального образования РФ
[1] Опубликовано на сайте МСОД 02.06.21
Патриотический дух песен Булата Окуджавы
В. А. Мижериков,
почётный работник
высшего профессионального образования РФ,
чл.-корр. Академии
педагогических и социальных наук
Журнал «Жизнь национальностей», 2016, № 3
Булат Шалвович Окуджава родился 9 мая 1924 г. в Москве в интернациональной семье партийных работников: грузина Шалвы Степановича и армянки Ашхен Степановны (Налбандян). В семье говорили на русском языке, одним из мотивов этого было, по свидетельству его самого, желание родителей-большевиков «говорить языком Ленина»[1]. Семья Окуджавы иногда выезжала погостить к родственникам в Тбилиси. Это дало возможность юному Шалве приобщиться к кругу любителей музыки и оперы из числа грузинской интеллигенции, что, в свою очередь, послужило импульсом для начала его литературного творчества.
В 1932 г., когда Булату было восемь лет, семья переехала в Нижний Тагил, оставив его с братом на попечение бабушки в Москве. В Нижнем Тагиле отец был избран первым секретарём городского комитета партии, а мать – секретарём райкома, но в 1937 году по обвинению в троцкизме был арестован и в скором времени (в 1938 г.) расстрелян. Посчитав настойчивое беспокойство Ашхен Степановны за судьбу арестованного мужа подозрительным, власти отправили её в ссылку в карагандинский лагерь. В 1940 году родственники забрали детей Шалвы Окуджавы в Тбилиси. С 14-летнего возраста, учась в школе, Булат подрабатывал то статистом, то рабочим сцены в театре, а когда началась Великая Отечественная – токарем на оборонном заводе.
Весной 1942-го, окончив 9-й класс, восемнадцатилетний Булат пошел добровольцем в армию[2]. Там он служил в миномётной батарее, а потом в тяжёлой артиллерии. После ранения под Моздоком он лежал в госпитале и в 1944 г. был демобилизован. Вернувшись в Тбилиси, Булат Окуджава окончил экстерном среднюю школу и поступил на филологический факультет Тбилисского университета.
Публикация первых стихов (и они были военно-патриотическими) Б. Окуджавы произошла в 1945-м в газете Закавказского фронта. Там же, в Тбилиси, состоялась его встреча с Б. Л. Пастернаком, к которому он отважился прийти со своими стихами после длительных сомнений и колебаний. Маститый поэт отнёсся к стихам вполне благожелательно и одобрил намерение начинающего литератора поступить на филологический факультет Тбилисского государственного университета.
После окончания университета, с 1950 по 1955 гг. он по распределению учительствовал в деревне Шамордино и районном центре Высокиничи Калужской области, затем в одной из средних школ г. Калуги. Там же, в Калуге, он был корреспондентом и литературным сотрудником областных газет «Знамя» и «Молодой ленинец», начал свои публичные выступления, читая лирические стихи в литературном кружке, руководимом поэтом Георгием Крейтаном. Уже с 1953-го он начал публиковаться в местных изданиях и сотрудничать в городской молодёжной газете, а в 1956 г. в Калуге вышел первый его сборник «Лирика».
Узнав о том, что мать освобождена и реабилитирована, в 1956 году Булат перебирается в Москву. Участвовал в работе литературного объединения «Магистраль». Работал редактором в издательстве «Молодая гвардия», затем – заведующим отделом поэзии в «Литературной газете». В 1961-м он уходит со службы и целиком посвящает себя свободному творческому труду, живя в Москве.
Женат был дважды. От первого брака с Галиной Смольяниновой родился сын Игорь (1954–1997). В 1961 году он познакомился с Ольгой Владимировной Арцимович, племянницей известного физика Льва Арцимовича. В 1965 г. у них родился сын Булат, ставший потом музыкантом и композитором, аккомпанировал отцу на концертах последних лет.
Булат Шалвович Окуджава скончался 12 июня 1997 года в одной из клиник Парижа и согласно завещанию был похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.
Истоки патриотизма в творчестве Б. Окуджавы, как нам представляется, надо искать и в полиэтничности его социального окружения, и в географическом разнообразии мест его жительства. В стихах Булата Окуджавы представлена обширная география – тут и дворы, московские и тбилисские, и деревенские околицы, и маленькие провинциальные города, и большой город Москва. Это и целые страны, в первую очередь Грузия, и отдельно взятая улица Арбат. Население этой маленькой, но всегда задушевно тёплой страны узнаётся сразу – и по именам (Ленька Королёв, Ванька Морозов, Надя-Наденька…), и по описанию – пешеходы, пассажиры троллейбуса, мальчики и девочки, женщины и мужчины, люди невеликие, обыкновенные, без излишней пафосности занимающиеся своими обычными делами и, как бы между делом, совершающие чудо жизни, которым любуется Окуджава.
Впоследствии он, будто подшучивая, небрежничая, но зная всему цену, так отчитается в «Душевном разговоре с сыном»:
Мой сын, твой отец – лежебока и плут Из самых на этом веку. Ему не знакомы ни молот, ни плуг, Я в этом поклясться могу. Когда на земле бушевала война И были убийства в цене, Он раной одной откупился сполна От смерти на этой земле...
К 1957 г. состоялось, по мнению многих исследователей его творчества, утверждение Булата Окуджавы как автора значительного количества популярных в народе песен («Неистов и упрям…», «Эта женщина!..» и др.). Интонация доверительности, необычайная ёмкость, образность и афористичность языка, простая, запоминающаяся мелодия и неподдельная искренность сделали песни Окуджавы весьма значимой культурной приметой того времени. Так называемая инакомыслящая интеллигенция приняла песни и стихи Окуджавы, что называется «на ура», сделали их своеобразным знаменем вплоть до времен Горбачёва. Именно в этот период расцвела так называемая «эстрадная» поэзия, позволив Б. Окуджаве с такими его ставшими широко известными произведениями, как «Песенка о Моцарте», «Грузинская песня», вписаться в круг Беллы Ахмадулиной, Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского и других популярных поэтов, выступавших в частности в Политехническом музее, во Дворце спорта в Лужниках.
В поэзии Окуджавы важное место занимала московская улица Арбат, с её особой атмосферой жизни и человеческих отношений, отражённой во многих его песнях и стихах («Песенка об Арбате», «Надпись на камне», «Арбатский дворик», «Я выселен с Арбата…», «Арбатский романс» и многие другие)[1].
Арбат у Окуджавы – не только старая улица в западной части Москвы, расположившаяся между Арбатской площадью на внутреннем, Бульварном, кольце и Смоленской площадью на кольце внешнем, Садовом. С начала XX века она и примыкающие к ней переулки играли уникальную роль в жизни московской интеллигенции. Именно здесь больше, чем в других районах Москвы, селились врачи, университетская профессура, преподаватели неподалёку расположенной консерватории, их семьи.
Старый Арбат для поэта – и его малая родина, пространство любви, поэзии, судьбы, возникающее у Окуджавы из детских переживаний прошлого. Привязанность, принадлежность к этому священному для него месту («Ты – моя религия!») декларируется поэтом на протяжении всей его творческой жизни. Вслушайтесь, как в «Песенке об Арбате» Окуджава поёт:
Ты течёшь, как река. Странное название! И прозрачен асфальт, как в реке вода... Ах, Арбат, мой Арбат, ты – моё призвание, Ты – и радость моя, и моя беда.
А в более поздней своей песне («Арбатский романс») восклицает: «Вы начали прогулку с арбатского двора, к нему-то всё, как видно, и вернётся». Арбатские мотивы породили в поэзии Окуджавы множество неологизмов: «Арбатство, растворённое в крови, неистребимо, как сама природа».
Музыка души арбатского двора перебрасывает мостики в благородный XIX век, воспетый Окуджавой и в песнях, и в прозе. Дворянский кодекс чести Окуджава распространяет и на арбатское «дворянство»:
«Я – дворянин арбатского двора,
Своим двором введённый во дворянство…»
Действительно, и архитектура («древние площади, голубые торцы»), и мораль, и поэтика воспетой Окуджавой Москвы, «праведность и преданность двору», то есть и внешний облик, и внутреннее содержание гораздо ближе Москве XIX века, нежели столице современного индустриального государства.
Кривые переулки, «улички окрестные», с подчёркнуто древними, прежними названиями – Барабанный переулок, Малая Бронная, Неглинная, Волхонка. И – обязательно – городской сад, в котором играет духовой оркестр, руководимый старомодным капельмейстером.
Реконструкция Арбата, осуществлённая в 1960–1980-х годах, уничтожила многие переулки и памятные здания Арбата, а сама улица приобрела совсем другой характер, другую атмосферу.
Жители Москвы окуджавской – пешеходы и пассажиры, «люди невеликие, каблуками стучат, по делам спешат». Но это люди, несущие Доброту, которая устанавливает связь между случайными попутчиками, в сущности, посторонними людьми:
Полночный троллейбус, мне дверь отвори. Я знаю, как в зябкую полночь Твои пассажиры – матросы твои – Приходят на помощь. Я с ними не раз уходил от беды, Я к ним прикасался плечами… Как много, представьте себе, доброты В молчанье, в молчанье.
«Песенку об Арбате» Булата Окуджавы в этом плане можно назвать знаковым произведением. Каждая строка в ней является «концентратом» мысли и чувства, ни от одной нельзя избавиться, не разрушив поэтический и смысловой «узор».
Очевидно, что патриотическая привязанность к москвичам как к совершенно особому «сорту» россиян – один из тех факторов, которые были способны вдохновлять поэта: познакомившись с творчеством Булата Окуджавы поближе, видишь лирического героя, который не только любуется этими людьми со стороны, – иногда он ищет в них поддержки («Полночный троллейбус»). Будучи уроженцем Арбата, автор наделяет улицу и её обитателей особенным характером, черты которого – «изысканность, строгость, день, хлебосольство, доброжелательность и достоинство, но никогда высокомерие или чванство. Я уж не говорю об уюте – уют, сам собой сложившийся, врождённый, тёплый…»
Словом, это отдельный народ со своеобразным менталитетом. На фоне всего этого употребляемое автором в поэзии слово «отечество» приобретает для нас новый оттенок значения, возможно, менее торжественный, но при этом можно прочувствовать тепло, с которым поэт обращается к улице: «…Ах, Арбат, мой Арбат, ты – моё отечество».
Окуджава выражал песнями личное: свою любовь, свои печали, свой арбатский двор и свою красную розу в банке из-под импортного пива, свой, наконец, личный взгляд на отечество и на современников. Петь такое ему было легче от того, что всё делал сам: стихи свои, гитара своя, голос свой. Отсюда его вера в спасительное триединство.
Как известно, авторская песня стала искусством к началу 50-х годов XX века, и её возникновение связывают с именами Б. Окуджавы, Ю. Визбора, М. Анчарова, Н. Матвеевой, А. Городницкого, позднее А. Галича, В. Высоцкого, Ю. Кима и других. Она стала своеобразной отдушиной для узкого слоя интеллигенции, поэтическим воплощением «кухонных разговоров» о происходящих в стране ключевых переменах. Булат Окуджава определял этот вид искусства очень просто: «…поэты, поющие стихи». Расцвет этого жанра пришёлся на брежневские времена (70–80 гг.).
Корни этого уникального, чрезвычайно многообразного, многотемного явления уходят в романсы, военные, блатные, русские народные песни. Само название «авторская песня» сложилось в результате органического слияния трёх составляющих – поэзии, музыки и исполнения. Единых требований к написанию авторской песни никто не устанавливал, однако имеется ряд существенных признаков, в той или иной мере характерных для этого жанра: краткость, простота, личностность, доверительность, непосредственность лирического высказывания, стремление к искренности и правдивости, тесная взаимосвязь с образом жизни, с реальным жизненным опытом авторов. Мы рассматриваем этот жанр искусства как поэтический феномен XX века уже потому, что важнейшую роль в авторской песне играют стихи, заключающие в себе огромную смысловую нагрузку.
Несмотря на то, что авторская песня время от времени подвергалась довольно жёсткому идеологическому прессингу, она заявила о себе как о жизнеспособном оригинальном явлении культуры со своими специфическими механизмами сохранения, воспроизведения и распространения, со своей устойчивой средой бытования, в котором указанные механизмы действуют наиболее активно.
Патриотизм Окуджавы проявился не только в любви к Родине, но и в его отношении к войне и в том, как он в школьные годы помогал, как мог, Родине, работая на оборонном заводе в Тбилиси. Действуя как настоящий патриот, он в 1942 году добился отправки на фронт прямо из девятого класса. «Грустью и иронией, т. е. моей творческой зрелостью, я обязан главным образом войне. На войне я рассердился на жестокость судьбы, незаслуженно похитившей близких мне людей, но, вместе с тем, научился великому чувству прощения и понимания. Война всё время со мной: попал на неё в молодое, самое восприимчивое время, и она вошла в меня очень глубоко», – так говорил Б. Окуджава.
Некоторые из песен Окуджавы про войну напоминают по форме и звучанию фронтовой фольклор военной поры: например, песня «отдельного десантного батальона» («Мы за ценой не постоим») к кинофильму «Белорусский вокзал» (1971) или «Бери шинель, пошли домой» из кинофильма «От зари до зари» (1975). Поэт скажет: «Мы все – войны шальные дети: и генерал, и рядовой…», но свои стихи и песни о войне он посвящает прежде всего её рядовым участникам, незаметным и негероическим внешне, но сохранившим доброту, милосердие, любовь. Поэт ценит в их сердцах «скрытую теплоту патриотизма». Это скромные джазисты, сержант Петров, мальчики и девочки, «повзрослевшие до поры», к ним обращает поэт свою просьбу-призыв: «До свидания, мальчики! Мальчики, постарайтесь вернуться назад!»
Войне и смерти противопоставляет Окуджава людское братство. В балладе «Король» он воспел бессмертие обыкновенного арбатского мальчишки Леньки Королёва, который «кепчонку, как корону – набекрень и пошёл на войну», погиб в боях, но навсегда остался в памяти людей, в жизни московских улиц и дворов. Свой лирический дар сам поэт связывает с чудесным спасением на войне и предназначением судьбы спеть за тех, кто погиб:
Судьба ли меня защитила, Собою укрыв от огня? Какая-то тайная сила Всю жизнь охраняла меня. И так всё сошлось, дорогая: Наверно, я там не сгорел, Чтоб выкрикнуть здесь, догорая, Про то, что другой не успел.
Лирический герой Окуджавы постоянно путешествует в памяти, живя «посередине между войной и тишиной», сохраняя в себе черты рыцаря, воина, защитника мира и добра. Война вошла в лирическую ткань и образность поэзии Окуджавы: в стихах о любви «отправляется нежность на приступ, в свои тихие трубы трубя»; «часовые любви» неизменно стоят на улицах Москвы.
Один мой хороший приятель, узнав, что я задумал написать о патриотизме песен Окуджавы, заметил, что «БО не любил советскую власть, и она отвечала ему тем же!» Я постарался ответить ему новым вариантом этой статьи, в которой обратил внимание читателя на вполне понятные причины, мягко говоря, разногласий Булата Шалвовича с некоторыми представителями власти, о чём он сам пишет в ряде своих произведений. Однако, на мой взгляд, было бы несправедливо упрекать его в отсутствии патриотизма хотя бы на том основании, что власть и народ – не тождественны. Они очень часто находятся в противофазе за исключением тех периодов в истории страны, когда жизненно важные обстоятельства объединяли народ и власть.
Отношение людей к творчеству Булата Шалвовича отнюдь не всегда было восторженным. Более других ему досталось от его же коллег. Как писал Лев Шилов, «песни Окуджавы, особенно в его исполнении, подвергались яростным атакам профессионалов-композиторов, профессионалов-гитаристов и профессионалов-вокалистов». Но сейчас, когда улеглись страсти, бушевавшие более чем полвека назад, стало совершенно неоспоримым уникальное сочетание и музыкальных достоинств его песен, и высокого уровня композиторского и исполнительского дара поэта. Уникальное свойство Окуджавы как автора и исполнителя заключается в замечательном умении установить как бы двухсторонний душевный контакт, беря на себя проблемы людей, отвечая на их мысленные вопросы, успокаивая и внушая надежду такими простыми и, казалось, необязательными словами: «мой дорогой», «а мы с тобой, брат», «давайте восклицать…»
В заключение следует отметить, что Булат Окуджава в русской культуре XX века – целая эпоха. На его песнях выросло не одно поколение интеллигентов. Для многих он стал олицетворением всего лучшего, что было сосредоточено в этих людях.
Он принадлежит к тем поэтам, в чьём творчестве отразились Время, Родина и Народ. Его творчество буквально переплетено с той эпохой, в которой он жил, любя, смеясь, грустя и напевая. Вместе с тем невозможно отрицать тот факт, что извечные философские проблемы, волнующие писателей и поэтов многих предыдущих поколений, в его поэзии мастерски переплетены с темами Любви, Надежды и Веры в высшее предназначение любого жителя его уютного мира, которые были и остаются актуальными и на сегодня, и навсегда!
[1] Справочно: Б. Окуджава написал 36 стихотворений, посвящённых непосредственно Арбату, и не менее 19, где так или иначе присутствует эта уникальная улица.
[1] Семейная хроника «Упразднённый театр» (1989–1993)
[2] Рассказ «Утро красит нежным светом», 1975.
