Моисей Исаакович родился в Харькове 10 марта 1935 года. Закончил школу в Киеве. Поступил в Брянский лесохозяйственный институт. В 1957 году стал инженером лесного хозяйства. Трудился в Карелии, в Киевской области, в Киеве. Первые литературные записи появились в Карелии. В периоды продолжительных безработиц (в Киеве непросто устроиться на работу) занимался самообразованием в читальном зале и отделе газетных фондов Государственной публичной библиотеки АН УССР. Написал пьесу «Встреча Мудрости с Опытом» (о действительно произошедшей встрече выдающихся деятелей Древней Эллады: философа Демокрита и врачевателя Гиппократа). Автор прозаических произведений различных жанров: новеллы, повести, романы, афоризмы, публицистика, юмор.
Крымские легенды
Медведь-гора
В Крыму всегда жили люди: только сам Крым постоянно менялся, постепенно теряя свою первозданность.
Южный берег Крыма покрывал дремучий лес – в этих местах люди укрывались среди дикой природы, прятались от природных стихий, угроз, напасти… Единственный спаситель людей – Бог: к нему обращались с просьбами, молитвами о милости, снисхождении, дарении судьбоносной щедрости.
…Шло время. Люди обустраивали жилища, пытались облегчить быт и труд. Учились у природы – перенимали нечто полезное.
Зем первый начал собирать камни между деревьями на открытом участке своем: огромных трудов стоило вычистить, выровнять поле: вспахать кривую борозду, засеять… Сама вырвалась радость из его уст и тела, безмерным потоком хлынула: узнал особую новость – начала щедро плодоносить Матушка-Природа благодарная! И начал Зем перевоплощать трудовую продуктивность в новое направление качества. Сытнее стало – чаще посещает беззаботность оправданная, веселость. Уже горы, лесные заросли не кажутся ему опасными, только страховестными, даже суровое море в моменты прибоя, в часы яркого солнца временами становится ласковым: манит свежестью, не кажется злой стихией, кошмарной угрозой…
Уже реже Зем обращается с мольбой и молитвой к вечному покровителю своему Богу: находит все меньше поводов его беспокоить, тревожить… Как-то спокойно обходится без покровительства. Еще немного, еще чуть-чуть – он позабудет о самом существовании Бога: в его защите перестает нуждаться, живет без привычного хлебосольного гостеприимства.
Разгневался Бог на Человека – полетел за помощью на север к лежбищу скованного ледовыми цепями огромного белого Медведя. Усилием воли Бог раздвинул льды – помог белому Медведю освободиться от ледового плена. И указал белому Медведю новый маршрут движения – на юг, в теплое море. Роль белого Медведя изменилась: должен напугать, наказать прежде послушного, с некоторых пор поумневшего, инициативного, непредсказуемого, своевольного Зема.
Белый Медведь с огромным туловищем давно скучает без большого дела: рад стараться! Его в голову подаренная свобода радостью ударила, возбудила желания, напрягла силу, вывернула наружу всю мощь зверя.
Доплыл белый Медведь до Фороса. Поскучал некоторое время в воде, остыл – вышел греться на сушу. Вознесся сразу громадной горой, а на нем густая шерсть уподобилась деревьям отжившего свое время дремучего леса. Могучие лапы Медведя сдавливают прогнувшуюся под его тяжестью крымскую почву. Округлая, покатая его вершинистая спина подтянулась до уровня облаков. Вздыбившие стеной громаду морские волны вызвали наводнения, оползни, шквалы бурных потоков…
Огромный белый Медведь смотрится непривычным чудом среди крымского пейзажа. Заряжен энергией дикий зверь – направился вдоль берега: неловкими движениями, тяжестью крушит всё подряд на своем пути. Лапы давят резкими движениями нежные признаки жизни. Могучие когти вгрызаются в почву: оставляют громадные борозды – эрозионную первопричину, становятся оврагами, разрушаются, предстают взору в виде ущелий…
Сползают склоны, срываются скалы, рушатся крымские горы, просыпаются дробными осколками. Обнажается взору каменистая материнская порода… Видоизменяет рельеф…
Белый Медведь увлекся в разминочном путешествии, ощутил радость долгожданной свободы, дополнительно взыграла игривость настроения: вошел в раж. В озорстве ударяет он огромными лапами, проемы пути лохматыми боками могучими сдавливает… Подтверждает довольство дикого состояния: страшный рык оглушительно вырывается из его луженой глотки – разносится по округе.
Огромный белый Медведь в свободном шатании пробрался к цветущей Партенитской долине, сокровищнице Крыма. Взору растворяющемуся на всем широко, натурально причудливом пространстве обширной местности невысокие холмы возвышаются, между ними размещены ухоженные сады, изумрудными соками налитые тяжелые виноградные гроздья, сочной зеленью раскрашенные луга. Местные пейзажи дополняют красоты, прелести, довольство, они раскрашены мощными водопадами, словно специально созданными в комплекте.
Далек от осознания гармонии, красот животное существо, белый Медведь, – прелести природы его одноразово заворожили. Зевнул пересохшей пастью – сполз к морю, напился. Утихомирил он ярость: свалился – погрузился в томный отдых.
Пролетал Бог рядом с проверочной инспекцией – обнаружил ленивца за неустановочным занятием. Долго решать не стал: «Понравилось?.. Навеки оставайся в этом месте!»
С тех давних пор осталось каменеть, обдуваться ветрами огромное тело-глыба белого Медведя. Могучие бока сохранились в виде страшных отвесных скал-круч, высокая покатая спина превратилась в округлую вершину горы, голова – острая скала: возвышается над морской пучиной. И густая шерсть сохранилась в измененном виде: непроходимая лесная чаща дубового происхождения растет.
Понт Аксинский и Понт Эвксинский
Давно это произошло. Никто не знает, когда, как и что случилось на самом деле.
Но память человеческая сохранила общие детали: сомневаться нет основания о произошедшем реально, в действительности. Говорят, в те далекие времена-эпохи счет времени вели по другому принципу, буквами – не цифрами, даже в другом летоисчислении. Все может быть. Нужно терпимей относиться к нравам древних людей, их знаниям, привычкам, образу поведения и жизни.
Наш рассказ пойдет о горцах: гордых, мирных, трудолюбивых… Оставили после себя добрую память, даже особые воспоминания, для нашей и общей истории важные.
Жили те горцы тихо, мирно… Ни с кем не конфликтовали, не воевали… Не нападали они, их враги тоже не тревожили: не наступали. Тихие, мирные люди: трудились на каменистых крымских почвах, растили детей… Хорошо жили! Научились горцы на крутых склонах гор да холмов выращивать душистый, сладкий виноград. Часть урожая подвергали брожению – превращали в вино. Эти люди обладали знаниями, умениями, навыками культуры винопития… Не злоупотребляли хмельными напитками.
Горные гряды каменистого склада неплодородны. Трудолюбивые, неутомимые, терпеливые горцы знали: можно корзинами наносить почву с равнин – засыпать горные расщелины, так станет земля плодоносной.
Горы преображались: постепенно покрывались виноградными лозами, фруктовыми деревьями, орехами, кизиловыми кустарниками… Меткие стрелки-горцы охотились на дичь, но отстреливали не более чем требовалось для питания. Без крайней надобности не натягивали тетиву, не тратили стрелы.
Горцы Тавриды вели здоровый образ жизни, постоянно их селения богатели. Узнали о них завистливые жители Эллады: захотели захватить одним мощным ударом все щедроты. Соорудили флотилию и отправились к берегам Тавриды воинственные эллины.
Коварные завоеватели решили пристать к берегу под покровом ночи: захватить врасплох спящих горцев. Но эллинам не удалось напасть внезапно. Море голубоватым пламенем засветилось вдруг: разбуженные горцы сразу распознали хитрость и вероломство врага. Обнаруженные эллины продолжили приближаться к берегу. Напряглись гребцы: весла плавно разбрызгивали струи воды – мерцают они в ночи, точно указывают направление всех вражеских кораблей. Причалившая к берегу морская пена светится мертвым голубым свечением.
По сигналу пробудились жители Тавриды… Всех женщин и детей отправили в пещеры. Увидели горцы: противостоят им многие враги, не скрывая намерений. Мужчины вооружились, готовятся отразить нападение. Понятно, что предстоит жестокая, смертельная борьба.
Предрассветное небо неожиданно покрылось темным покрывалом – явно отделило небесные звезды от моря. Не сразу поняли горцы и греки, что произошло… Испуганные, с прибережных скал сорвались гигантские орлы-грифы – устремились к морю: орлы распластали огромные крылья, кружатся над вражескими судами.
Среди эллинов началась паника: бросили весла, головы прикрывают щитами. Гриф-предводитель грозно, бурным клекотом призвал наказать возмутителей спокойствия, этих чужаков. Исполняют приказ орлы: долбят мощными клювами обтянутые кожей щиты греческих воинов.
Горцы увидели место побоища – воспрянули духом. Действуют совместно: со склонов, с берега сбрасывают в море огромные валуны. Закипело море – подняло высокие волны. Небо покрыла темная туча: полил дождь. С тонущих кораблей эллинов доносятся только стоны и вопли. Грохот раздается с разных сторон. Уцелевшие греки спешно ретировались: развернули сохраненные корабли, направили на запад, в сторону родных портов.
Считают, что с далеких времен греки называют Черное море Понтом Аксинским – Негостеприимным морем. Воинственные их предки передают из поколения в поколение, как завет, не поднимать оружия против Тавриды, даже не плавать по Понту Аксинскому.
А история наша имеет другое завершение.
Прошло какое-то время, и потянуло эллинов вновь в те самые загадочные места, на берега богатой солнечной Тавриды. Послали они пять кораблей – с мирными послами и щедрыми дарами. И договорились эллины с горцами: никогда не поднимут оружия они друг против друга. Завели они деловые отношения, торговлю. Удивлялись часто: мирное, ласковое море – зря назвали Аксинским, Негостеприимным.
Нет, море доброе: для друзей – Понт Эвксинский. Для недругов – Понт Аксинский.
Геракл и скифы
На окраине Земли – в плоском ее пространстве, в пограничной сфере Европы – существует место особой важности и значимости: Геракловы (Геркулесовы) столбы.
Ставший избранником богов, в те времена еще обычный пастух исполнял прилежно каждодневную обязанность – пас стадо быков. Выпасать быков доверяли не каждому: пастух по своей природе должен проявлять редкое терпение, выдержку и иметь неимоверную силу: иначе не успокоит непокорное животное, не обуздает. Своенравны, даже непокорны многие быки – считают себя особыми созданиями, баловнями судьбы.
Геракл был многим сильнее и хитрее любого быка. Статный, плотный, в порывах сдержанный… Мужчина-красавец. Внешней атрибутике не придает значения: перед кем ему красоваться, с кем соперничать?.. С могучих его плеч небрежно свешивается плохо обработанная шкура немейского льва: больше согревает, чем украшает, служит вещественным доказательством его смелости, отчаянного геройства. Это в общении и испытаниях перед богами вынужден Геракл представать в полной обнаженности своей натуры – без элементов украшательства, дополнительных хитростей и маскировки.
Следует учесть, знать: и у богатырей типа Геракла случается пора, полная забот. Время значимо отражается вокруг и в каждой детали. Стада быков долго топтались на одном месте – на самом прекрасном пастбище начала портиться, истаяла сочная трава. Нечего делать: Геракл запряг колесницу и медленным ходом погнал огромное стадо на восток, в места безлюдные, за Понт Эвксинский, на дальнее пастбище со свежей, густой травой в бескрайних степях.
Климат в степи континентальный – по ночам, на рассвете, к свежести холод прибавляется: легко озябнуть. Геракл уставал днями, управляясь с быками непокорными. Завернулся он в теплую шкуру немейского льва, удобно лег в ложе мягкой травы… Сморил его Морфей: сам не заметил, как беспробудно уснул глубоким сном.
Пробудился бодрый Геракл к полудню. Важное событие проспал: не обнаружил на месте коней. Его величавая колесница исчезла с ними. Не управится он без них с быками: начинай заново сторожить – накапливать опыт, экономить на всем для приобретения колесницы.
Сильнó огорчение Геракла. Решил он: приложит любые старания – сам найдет своих коней с колесницей, чего бы это ему ни стоило. Оскорбления не стерпит! Вора-насмешника обнаружит, накажет за озорство, за злую провинность.
Отправился Геракл в путь пешим. Ищет любые следы ценной пропажи, пытается ее обнаружить, а с ней вернуть душевное спокойствие, силу характера, былой авторитет среди богов-небожителей, да и среди множества поколений носителей жизни, смертных созданий духовного и бездуховного вложения.
Безлюдна огромная Степь – только разбрелись по ней его быки. Не встретил никого Геракл, не узнал ничего о своей дорогой утрате. В таинственной горной стране Таврии Геракл встретил обитательницу пещеры странную: с лицом девы, станом переходила в змею. Так удивленный и смущенный Геракл неожиданно познакомился с богиней по имени Апа. Узнал: кони его вовсе не сбежали с пастбища: «приватизированы» вместе с колесницей этой самой Апой. Она вернет его имущество при одном условии: Геракл должен непременно на ней жениться! Хватит ему холостяковать: достойный он жених – великан, силач.
Ничего себе обстоятельства! Однако категорические условия сделки не дают шанса на обдумывание. Без коней и колесницы не сможет Геракл исполнять ответственную миссию Зевса. Вынужден он принять условия богини Апы.
Наивный Геракл не оформил юридически договорные условия. Влюбившаяся в богатыря Апа понимала: стоит ему вернуть свое имущество – сразу оставит ее с детьми. Вот и не спешит жена-богиня возвращать Гераклу колесницу и коней…
Геракл выбивается из сил – спит урывками: днем и ночью верхом, в седле, – следит за образцовым порядком в бычьем стаде.
В семье змееногой богини уже растут трое сыновей. Геракл тает на глазах, но продолжает жена водить его за нос: кормит обещаньями, но исполнение любого оговаривает множеством невыполнимых условий. Хитрое она существо!
Как-то раз Геракла подстерегла хворь духа: не уследил – львы-хищники двух быков в стаде загрызли. Такого никогда прежде не случалось. Поник Геракл: из Таврии готов изгнать всех львов. За хищников нашлись добровольные заступники-небожители: пытаются повлиять на Геракла через супругу его. Апа же придумала уже нечто новое.
– Геракл, ты сам хорошо знаешь, как сильно люблю тебя, привязана… Но жизни спокойной не стало мне в последнее время: активничают покровители твои. Чего хотят? Сама вижу: тоскуешь ты, словно в неволю загнали. Живешь без права самостоятельного выбора. Стремишься на родину, к столбам своим Геракловым: у нас лучше, просторнее, красивее, с теплым Понтом Эвксинским. Хорошо, забирай своих коней с колесницей… Но скажи: что должна делать с нашими детьми, твоими сыновьями, как только они вырастут? Отослать к тебе или оставить у себя?
Геракл не понял невысказанной хитрости жены (непременно присутствует – ни одна речь не обходится без нее). Снял герой пояс с золотой чашей на пряжке. Взял лук со стрелой, показал жене умение свое натягивать тетиву.
– Вырастут пусть сыновья, возмужают – тогда каждый по очереди пусть наденет пояс и попробует натянуть тетиву моего лука. Испытание простое: кому мой пояс придется впору, да еще сумеет, как я, натянуть тетиву моего лука, – пусть остается. Не сможет кто справится – отошли того прочь! Пусть старается, учится, накапливает силы…
Повзрослели дети… Не приблизились к завету отца старший сын Агафирс и средний Гелон: слишком большим, тяжелым казался пояс, да и натянуть тетиву лука силенок не хватало. В таких воинах страна не нуждалась. А вот младший сын Скиф удачно овладел премудростями силовых профессий, воинского искусства: остался в стране.
С тех далеких пор оставили по себе добрую память храбрые воины, потомки мужественных скифов.
О героизме мужчин и непостоянстве женщин
История эта знаменательная, показательная. Характеризует национальные нравы в некотором роде, проявляет единство, существенные отличия мужчин и женщин: в их поведенческом состоянии в людском сообществе.
Естественно, каждый Человек остается личностью неповторимой: предстает в своем Времени, наполнен особыми моральными качествами, в нравственных одеяниях.
Скифские воины отправились на войну: уже двадцать лет тому покинули Скифию – с тех пор нет от них никаких известий. Долгое время томились в ожидании их жёны: потеряли всякую надежду на возвращение, продолжение нормальной супружеской жизни. Решили окончательно многие: мужья погибли в боях – нет резона и смысла дольше их ожидать. Условия сложились таким образом: большинство жен нарушили обет верности – тайно и открыто вступали в браки со своими рабами: те по общественному статусу ущербные, но мужчины.
Недолго радовались неверные жены: молнией разнеслось неведомо откуда известие: вскоре вернутся домой скифские воины-герои. Кажется, радостные новости многих людей ввергли в неописуемый ужас: «Несчастье такое! Что может случиться?!» Действительно, часть жен ощутили греховность свою: отвечать за провинности не хотят. Посовещались между собой супруги-изменницы: их вполне устраивают новые мужья-рабы. Не хотят возвращаться к прошлому, не желают ничего менять.
Созвали женщины своих новых мужей-рабов, детей, с ними нажитых… Пояснили в истерической форме – вполне доступно:
– Спасаться нужно! Каждый должен думать о себе! Нам всем грозит близкая гибель – от мстителей! Возвращаются победители, воины никого не пощадят! Мужья не простят измены, все погибнем: жены, рабы, ваши кровные дети!
Знавшие за собой вину имели полное основание остерегаться: они многократно переоценили опасность. Сами же гордые и мужественные скифские воины соскучились по родине, семьям, матерям, друзьям, полны чистых надежд, приятных ожиданий: в приближении радостного часа встречи не терзают их никакие опасения.
Путь на полуостров Таврию проходит по узкому перешейку, в обход соленого озера. Знакомую дорогу перерезает глубокий ров: прежде этой преграды не существовало. Хуже другое: ожидали воины радостную встречу, а путь преграждают вооруженные незнакомые люди, перекрывая дорогу домой!
Впали скифы в отчаяние: ничего подобного они не предвидели. Неужели захватили родину жестокие завоеватели, воспользовавшись их долгим отсутствием? Придется освобождать отчизну, сражаться за собственные дома, вызволять из рабства жен, детей, родственников… Отбивать поля, виноградники, домашний скот…
Начался ожесточенный бой! Победители доказывали свое право владеть страной, распоряжаться имуществом, вести мирное строительство, нормальный образ труда и жизни.
На перешейке долго продолжалось неистовое сражение: лилась кровь, погибали воины… Оба лагеря твердо стояли на своем: не намерены отступить, признать поражение перед яростными действиями противника.
В один из моментов передышки скифские воины посовещались между собой. Некто высказал мудрое мнение:
– Бесполезно вести бой на самоуничтожение. Мы не знаем противника, не понимаем: за что они борются?.. Узнаем врага – легче сможем его победить.
И выяснили скифские воины: воюют они против собственных рабов и сыновей своих жен – выступают те в роли гладиаторов, дерутся в отчаянии, не щадя жизни. Ведь все равно им уготовано рабство: лучше погибнуть в открытом бою, победителю не прислуживать оставшуюся жизнь.
Скифские воины сразу поменяли тактику сражения. Прежде всего оружием выбрали длинные кнуты, розги – вместо мечей, стрел и копий. Приблизившись к рабам, скифы подвергли их ударам оглушительным. Только услышали знакомые звуки розог да свист кнутов – бессознательно, по инстинкту покорились рабы, бросили оружие. В панике, дикой толпой бежали с поля битвы, стали беспомощными, воле победителей они отдались в полную меру. Только беспомощно возносили руки над головами – просили пощады.
Легенда не сообщает, как воины-скифы решали свои семейные проблемы. Верно, прощали жен, признавали их незаконнорожденных детей своими родственниками… Много лет утекло с тех давних пор: почти никто точно не знает своего родства-происхождения, прежнего состояния. Настало время сплошного равенства, братства, гражданства…
Перепуталось все! Растерялись расы, нации, семьи… Даже народы стали условными явлениями – ничего точного, конкретного… Только евреи выделяются относительной своей расовой чистотой. Особенно враги наши стараются, часто напоминают: евреи не должны забыть о своем предназначении – служении Господу, доведении морали до народного сознания, воспитании в духе нравственных норм, следовании по пути Истинному: к безгреховной жизни в Идеальном Обществе.
Клятва граждан Херсонеса
«Клянусь Зевсом, Геей, Гелиосом, Девою, богами и богинями олимпийскими, героями, владеющими городом, территорией и укрепленными пунктами херсонесцев.
Я буду единомышлен о спасении и свободе государства и граждан и не предам Херсонеса, Керкинитиды, Прекрасной гавани и прочих укрепленных пунктов и из остальной территории: херсонесцы ею управляют или управляли, ничего никому, ни эллину, ни варвару, но оберегать все это буду для народа Херсонесского.
Я не буду ниспровергать демократического строя и не дозволю этого предающему и ниспровергающему и не утаю этого, но доведу до сведения государственных должностных лиц.
Я буду врагом замышляющему и предающему или отторгающему Херсонес, или Керкинитиду, или Прекрасную гавань, территорию или укрепленные пункты херсонесцев.
Я буду служить народу, советовать ему наилучшее, наиболее справедливое для государства и граждан.
Я буду охранять для народа састер[1] и не буду разглашать ничего из сокровенного ни эллину, ни варвару, что должно принести вред государству.
Я не буду давать или принимать дара во вред государству и гражданам.
Я не буду замышлять никакого несправедливого дела против кого-либо из граждан, не отпавших, и не дозволю этого и не утаю, но доведу до сведения и на суде подам голос по законам.
Я не буду составлять заговора ни против херсонесской общины, ни против кого-либо из граждан, кто не объявлен врагом народа; если вступил с кем-нибудь в заговор или связан какой-либо клятвою или заклятием, то мне, это нарушившему, и тому, что мне принадлежит, да будет лучшее, а соблюдавшему – противоположное.
Если я узнаю о каком-либо заговоре, существующем или зарождающемся, я доведу об этом до сведения должностных лиц.
Хлеб, свозимый с равнины, я не буду ни продавать, ни вывозить с равнины в какое-либо иное место, но только в Херсонес».
[1] Точное значение этого слова неизвестно, так как оно не упомянуто больше ни в одном греческом тексте Старого или Нового времени. В. Латышев (первый публикатор надписи) считал, что это некое юридическое понятие, например, гражданская присяга; М. Фасмер и Л. Ельницкий – что имеется в виду скифский наместник Херсонеса; С. Жебелев – что «састер» обозначает священный предмет.
Поход Бравлина
С севера, из Новгорода, пошла гулять великая Русь: не могла ужиться в одном месте – много бзика и показной гордости у каждого руса: себя понять не в состоянии, других слушать вовсе не намерен. Многоречивое вече: одни фантазии – не речи, смысла в них никакого: слова без содержания, смысла, да и без конкретной формы действия. Правота во всем зияет – нет порядка, реальности, основы, духовной составляющей… Полное словоблудие словес возвышенных – в прекрасной ажурности червонного золота теснения.
Русский князь Бравлин пришел из Новгорода. Совершил поход на Крым вскоре после кончины Стефана Сурожского (конец VIII – начало IX века). Все побережье Черного моря от Корсуня опустошил – овладел Херсоном, Керчью и Судаком, как разбойник и грабитель. Десять дней подряд продолжали осаду Сурожа – только на одиннадцатый день сломали Железные ворота: город предали грабежу.
С мечом в руке сам Бравлин бросился к святой Софии, в драгоценной раме размещены мощи святого Стефана – он рассек двери храма, захватил его сокровища. У раки святого князя Бравлина настиг паралич. За чудо посчитали действие святой силы.
Князь принял высшую кару – приказал вернуть все награбленное храму. Эти действия не помогли. Тогда князь Бравлин приказал очистить город, вернуть храму всю захваченную в Крыму церковную утварь. Последнее действие князя – он решил сам креститься.
Преемником святого Стефана являлся архиепископ Филарет, с местным духовенством он провел обряд крещения князя Бравлина. Дополнительно к своей щедрости князь пообещал освободить всех крымских пленных. Лишь на этот раз князь Бравлин почувствовал телесное облегчение и приветствовал местное население.
Так князь из грабителя сделался богопослушным и без особого шума, в смирении покинул пределы Сурожа.
Внук Ходжи Насреддина
Расскажи кому – точно не каждый поверит: Ахмед-Ахай – прямой внук Ходжи Насреддина по нисходящей линии родства.
Для точности приводим координаты его жилья: на географической карте не ищите кишлак Озенбаш, хватайте сразу Бахчисарай, из этого центра Вселенной прямая ослиная тропа проложена без поворотов: один ишак не блудит – в обоих направлениях знает дорогу, читает по звездам и приметам местности.
Все знают степень родства, форму происхождения Ахмед-Ахая: сейчас у него документального свидетельства-подтверждения нет – словно это так важно для людей с занятием серьезным юмором в век скептиков и вульгарных материалистов. Вечно занятый по торчащие уши важными делами, Ахмед-Ахай выбрал часок и отправился на осле к местному кадию в центр коммерции и мироздания Бахчисарай. Кишлачные мудрецы уже давно его подговаривают «отовариться корочками»: документ стал важнее острого дамасского булата живого слова народного происхождения.
Ахмед-Ахай – дремучий провинциал: далек от городской экзотики, дорожно-уличных проблем, транспортных давок и прочих форм дорожного кровавого жертвоприношения. Спешился чинно с осла возле указанных ворот кадия, рядом с большим барабаном-давулом, к нему привязал свое непослушное, глупое животное: используют его обязательно только в качестве дешевого, естественного средства передвижения «по нехоженым тропам истории», как написал великий классик марксистского и более современного общественно-политического учения диалектического направления.
Так вот, совершенно спокойный за свое ближайшее будущее, Ахмед-Ахай в полном здравии, с хорошим настроением попутной радости отправился на прием к кадию. Он перескочил через молчаливую очередь – только раскрыл рот для сообщения особой важности:
– Дорогой эфенди… так и так…
Не успел он еще затáкаться, как услышал снаружи страшный шум. Что, как, по какой причине, что происходит?! Началось действие арабской сказки?.. Слетелись с неба эльфы, вышли из пещер гномы?.. Зашевелилось сразу все подземное царство грешников?..
Случилось же простое: осёл оскаленные зубы направил на свежую траву – потянул шею. Сам того не желая, дернул давул, а тот покачнулся, начал гудеть, заворчал туго натянутой кожей. Осел испугался шума: верчение давула вызвал большое своей неловкостью: барабан загрохотал. Осел с перепугу с привязи сорвался, бросился скачками куда подальше. Катится за ним, гремит давул…
Добежал осел до дворцовой площади, а тут из-за поворота навстречу медленно ковыляет караван верблюдов, упакованный весь, тяжело груженный посудой, жестью… На верблюдов налетел осел с давулом, а те с перепугу начали плеваться липкой слюной, караванный строй-порядок нарушили, разбрелись по улицам и переулкам большого города.
Ужасаются люди, по улицам бегут-шарахаются, восклицают с недоумением: «Произошло землетрясение?! Началась война?! Так неужели сам шайтан посетил Бахчисарай?.. Кого из грешников успел утащить с собой?..»
Никто не понимает, что происходит. Спрашивают, но никто не отвечает на вопросы. Разграбить хотели караван, да только вез он не шелк и сукно, а жестяную посуду. Караванщики начали верблюдов ловить… Убытки подсчитывают…
Только к вечеру успокоились жители города.
Караванщики пришли к главному кадию, жалуются на Ахмед-Ахая.
Тот впервые услышал это имя, спросил с интересом:
– Это что за человек?.. По какой надобности приехал в наш город?
– За бумагой-документом он приехал… Хотел получить у меня документ, будто он внук знаменитого Ходжи Насреддина… того самого… – подключился к разговору младший кадий. У ворот его дома давул стоял, с него все началось. – Как я мог дать такой документ, эфенди? Доказательств у него никаких… Даже бакшиш не захотел платить… А родство с Ходжой Насреддином очень дорого стоит… Даже денег таких нет, сколько заплатить за это надо…
– Нахала надо наказать! – высказал мнение острослов, любимец публики. Он числится чиновником, платят ему чаще за подсказку верных решений.
– Наказать? – Главный кадий вспомнил о своем главенствующем положении в обществе: по этой веской причине должен высказать решительное слово, для успокоения народных страстей. – Его можно… наказать! И смотреть за ним в оба: пусть больше не пугает ослов, верблюдов…
Решение главного кадия (вовремя высказал) всех устраивает. Он сам еще весь не раскрылся: в поиске мучительном находится – истина лежит на поверхности, но пока не ухватил ее за хвост. Продолжает рассуждать:
– За такой личностью… за возмутителем спокойствия и общественного порядка надо постоянно смотреть в оба глаза, слушать одновременно обоими ушами, ничего не пропустить. Этот человек… как его зовут?.. Ахмед-Ахай… действительно внук славного Ходжи Насреддина?.. Я лично думаю – вне судебного решения, – только внук известного возмутителя спокойствия, славного, мудрого и… дерзкого Ходжи Насреддина… смог за десять минут на весь день взбаламутить наш славный… огромный город. Лично я – без документа и полагающегося по случаю бакшиша – готов признать того… как его зовут?.. Ахмеда-Ахая… достойным внуком великого предка! Да, помнится, сам я однажды уже выдал заключение об окончательной, бесповоротной смерти самогó славного Ходжи Насреддина. С тех пор вроде прекратились частые случаи возмущения спокойствия, нарушения общественного порядка. Так я – одним росчерком письма – прекращаю нарушения законности, преследую подряд всех нарушителей… Имею с того хороший бакшиш: знаю многих завистников, претендентов на реально занимаемую мною шашлычно-пловную должность.
В течение пятнадцати месяцев по персидскому календарю продолжают обсуждать это важное для мировой истории событие с ослом в славном городе Бахчисарае. Некоторые считают: шутник Ахмед-Ахай привязал своего упрямого осла к давулу специально, для быстрого смятения легковерной публики. Другие возражают: Ахмед-Ахай туп как пробка, он только по своей природной глупости привязал осла в этом людном месте, не принял в расчет его трусливый характер…
– Нет, это нарочно так подстроил: ослу не оставалось больше ничего делать, как сорваться с места, потянув за собой огромный давул… Перебороздил несколько улиц, добежал аж до Дворцовой площади… Одним своим видом перепугал не только городских баранов, но и мудрых королей пустынь – степенных верблюдов…
– Да, такое надо придумать! Привязанный к давулу осёл взорвет Бухару, Самарканд, что говорить зря о Бахчисарае! Нет у нас такого простора действий, полета мыслей, потенциальной возможности разворота… Население только немного превышает численность ослов!
– Вовсе нет! – заспорили другие. – Ослы давно достигли равенства с количеством населения. Содержать осла дешевле обходится, чем работника!
– А вот и нет! Ослам требуется свой рацион питания: добавь к размельченной соломе джугару, сорго.
– Даже рис съедят!
– Кто это, коль нормальный, кормит осла рисом?! Скажи еще: пловом! Шашлыками!
– Ослы не едят животной пищи…
– Ах, не едят?! Так ты уже пробовал кормить? Ну и что?
– Не едят!
– А ты пробовал?
– Нет, не пробовал!
– Так откуда знаешь, что не едят?! Свари отборный плов, отдельно подливу… Покорми осла…
– Осёл не бай! С какой стати приглашать к столу, кормить пищей избранных – жирным пловом?
– Каждый осел требует к себе уважения, почета! Иначе не заставишь его трудиться по совести!
– Какой осел трудится по совести?.. Где найти такого осла?
– Воспитай осла – станет трудиться по совести! Даже с хозяином разговаривать по душам!
– Какой это осёл? И хозяина такого – где сыскать, выбрать?
– С каких это пор ослы выбирают себе хозяев?
– Пока все хозяева страдают – от упрямства, самовольства ослов!
– Не все страдают…
– А как?
– Отказываются от ослов…
– Это просто сказать… Не осуществить…
– Никому не удается отказаться от осла – вынуждены терпеть его упрямство, самовольство…
– Еще приходится кормить лентяя…
– Не корми!
– Он сдохнет!
– Выбирай: нужен тебе ленивый осел или… сам разленишься?
– Разовьешь ноги…
– А тяжести кто потащит?
– За ослами все забыли об Ахмед-Ахае…
– Зачем о нем помнить? Сам о себе вскоре напомнит…
– С таких малых штучек, рассказывают наши отцы-деды, начинал свои путешествия сам молодой Ходжа Насреддин.
– Тоже удивлял всех?
– И забавлял… С ослом соревновался… Жаловался на жену… Смешил…
– Нет, Ахмед-Ахай – наглый юнец! Насмешник! – кричали мелкие торговцы на городском базаре.
– Идет точно стопами деда…
– Какого деда? Он самозванец!
– На всё воля Аллаха! Повелит Аллах – пойдет Ахмед-Ахай прямо стопами Ходжи Насреддина!
По неуточненным сведениям, и сейчас еще в родном кишлаке Озенбаш живет старец Ахмед-Ахай. Скромничает. Человек из народа. Для маскировки, внешнего удобства косит под простака – великий он пересмешник! Генератор смехо-идей! Ничего не принимай на веру: ожидай подвоха! Приободрись при удачной шутке.
Слезный фонтан
Отдельные явления природы, изделия рук человеческих входят почти навечно в историческую сокровищницу культурного наследия человечества. Только Высшие Силы распоряжаются над ними, ограниченное условностями Время оставляет свои отметины – почти не властвует.
Исторические свидетельства и легенды удостоверяют: полуостровом Крым правил грозный, даже свирепый хан Крым-Гирей. Этот беспощадный правитель ни с кем не считался, никого не жалел, не щадил. Совершал хан набеги на соседей – сжигал окрестности, оставлял покрытые пеплом почвы: все выгорит дотла. Слезы матерей, мольбы о пощаде не трогали сердце, не касались его жестокой натуры. Трепетали люди от одного его имени, животный страх пробегал украдкой впереди каждого движения Крым-Гирея.
Хана не пугала его грозная репутация. Прослышит хан отзвуком вернувшуюся молву – не огорчается, даже радуется:
– Это хорошо, что боятся. Пусть слава бежит впереди – предупреждает: враги не нападут!
В любом народе проживают немногочисленные мудрецы. Даже в молчащем ханстве проживают мыслящие люди: без них общество не может развиваться, проявляться, видоизменяться… И среди самых покорных слуг берегли себя естественные умники: над ними не властны ханские самодурства. Умники, действительно мыслящие, многоопытные люди на полном серьезе считали: «У каждого человека обязательно есть сердце, не может быть иначе! Пусть даже каменное людское сердце: отзовется треском скалы. Железное сердце имеет металлическое звучание. А у Крым-Гирея сердце подобно комку шерсти: теряется звук при прохождении через плотный комок».
Естественные законы жизни одинаковы для всех: даже ханы им подвластны. Постарел Крым-Гирей: не успел вовремя свершить все свои земные дела. Подчас сожалеет он: прошлые упущения обидны, так бездарно растратил время.
Тут еще появился повод для раздумий: в гарем доставили новую невольницу – тоненькую девочку по имени Диляры-бикеч. Держится она строго, не старается понравиться хану, как обучает ее евнух. Лаской да заботой не согревает тело старого Крым-Гирея. Понять, объяснить не мог сам хан – в какой-то момент запылала страстной любовью к этому недоростку его душа. Хан впервые почувствовал живой импульс своего прежде бесчувственного сердца… Даже страдает по причине отрешенности невольницы, не полного к нему внимания.
Много они говорили. Оказывается, чувство проявляется и в словах. Вот только недолго в неволе прожила Диляры-бикеч. При всем достатке и роскоши гарема остро чувствовала она отсутствие солнечного тепла, жизненной радости… Увяла, словно лишенный влаги комнатный цветок. Испытал хан глубокую сердечную боль, не смог выздороветь…
Крым-Гирей вызвал из Персии лучшего мастера-камнетеса – пленника-иудея Омера. Не как властный хан, а как мужчина с чувствительным сердцем он раскрылся, попросил мастера:
– Пусть камень сквозь века пронесет мое горе… Позволь камню заплакать, как плачет мужественное мое сердце.
– Хороша была девушка? – сразу всё поняв, минутной доступностью властного заказчика воспользовавшись, спросил Омер с сочувствием. Решает в творческом сознании форму, сущность заказа, метод воплощения.
– Что ты хочешь знать о ней? – ответил хан с несвойственной ему простотой. – Она была молода… Журчащий источник! Прекрасна, как солнце на рассвете. Изящна, как лань. Кротка, как голубь. Добра, как мать. Нежна, как утро. Ласкова, как дитя. Тебе все понятно, мастер? Соберись!
– Заплакало твое сердце – заплачет и камень! – заверил Омер. – Есть душа в тебе, и нужно открыть душу в нем. Ты хочешь свою слезу перенести на камень? Хорошо, сделаю это. Камень заплачет настоящими слезами!
Омер верно служит Господу: слов на ветер не бросает. На мраморной плите он вырезал – словно живые! – несколько лепестков цветка, а в центре, вместо пестиков, поместил человеческий глаз: напряженное око выдавливает тяжелую мужскую слезу на упругую грудь камня. Беспрерывно – день и ночь, годы, десятилетия, века – струятся слезы горечи, ожидания, надежды… Рядом Омер вырезал улитку – символ сомнения.
В скорбный момент хана Крым-Гирея одолевали сомнения: почему он так никчемно распорядился своей жизнью?.. Чего добился?.. Что еще способен изменить?..
О савроматах
История о савроматах долгая – о ней рассказал Геродот. Эта история связана с другой, не менее красочной историей об амазонках.
Эллинам выпала судьба – сразиться с амазонками, в битве при Фермодонте они победили этих воинственных дамочек. Везли их, плененных, на трех кораблях, но амазонки оказались коварными и напали в море на охранников, перебив эллинов.
И с теми амазонками случились другие приключения: изводила их морская болезнь, не знали они совсем корабельного дела – не умели ставить паруса, пользоваться кормилом, даже не могли грести: силенок не хватало, да нет навыков слаженной работы… Амазонки легко перебили мужчин-эллинов, воинского мастерства им не занимать, но управиться с кораблями не смогли: оказались в полной власти стихии, и ветра носили их по волнам.
В свободном плавании прибыли они к Кремнам, к берегам Меотийского озера. Раскинулись здесь владения скифов. Амазонкам в определенном смысле повезло: сошли с корабля на сушу, без особых приключений обнаружили пасшийся табун лошадей. Находчивые амазонки применили силу и приватизировали лошадей – развернулись удачливые наездницы и конницей понеслись грабить Скифию.
Но вскоре скифы воспрепятствовали самоуправству амазонок: вступили с ними в сражение. Не знают они языка чужеземок, и низкорослых амазонок посчитали за юнцов-воинов. Обнаружили уже после сражения по телам, что лихие всадники – женщины. Не выпадало скифам прежде сражаться в открытом бою со столь умелыми врагами. Никогда не считали скифы за большую для себя честь воевать со слабым полом. Но, оказывается, амазонки отчаянно сражаются в бою: достойные уважения противницы.
Посоветовались скифы между собой и решили: больше с амазонками не вступать в открытое сражение, не убивать их. Послали к ним самых молодых своих мужчин, числом примерно равным амазонкам. Расположились скифы рядом с их лагерем, повторяли примерно их действия. Получили приказ: уходить от преследований амазонок, не провоцировать врага. В настоящее сражение не вступать. Задание каждого воина – сблизиться с амазонкой: пусть родят им детей.
Постепенно юноши-скифы начали приближаться к лагерю амазонок. И те скоро поняли их добрые намерения. Начали понемногу общаться, разбредаться парами, стали вместе заниматься охотой, грабежом и любовью. Друг друга словесно не понимали – жестами договаривались о будущей встрече в тех же самых местах.
Скифы приручали всё новых амазонок. А через некоторое время оба лагеря соединились: молодые люди уже жили парами, создали подобие семей. Самое трудное – не понимают язык друг друга, общаются только с помощью жестов.
Через некоторое время молодые мужчины объяснили амазонкам: у них есть родители, почти каждый владеет каким-то ремеслом и имуществом. Они больше не хотят вести быт в неустроенном месте. Предложили жить вместе с их народом. Пообещали жить только с избранницами, никакие другие женщины их уже не заинтересуют.
Некоторые амазонки пояснили: «Мы не сможем ужиться с вашими матерями и сестрами. У нас разные обычаи. Мы обучены стрелять из лука, прицельно мéчем дротики, ездим верхом… Нас не учили женским делам. Ваши женщины не умеют делать ничего, чему мы обучены. Нет, мы не сумеем вечно жить в повозках, заниматься домашним трудом… Не можем мы не выходить на охоту, не участвовать в сражениях… Хотите считать нас женами – мы согласны, но при одном условии. Заберите у родителей и родственников свою долю имущества. Мы посчитаем себя справедливо наделенными, когда вернетесь, станем жить вместе.
Юноши послушались амазонок, принесли причитающуюся им часть имущества. Но их жены выдвинули новые условия:
– Мы находимся в страхе, опасении… Следует ли нам оставаться жить в этой стране? Изначально мы опустошали вашу землю. Ведь лишили мы вас родителей, отняли часть семейного состояния. Коль хотите оставаться нашими мужьями, уйдем вместе из этой страны. Перейдем реку Танаис – там поселимся.
Юноши согласились и на это.
Пары перешли Танаис и отправились на восток. Поселились они на равном расстоянии между Танаис и озером Меотиды – в направлении ветра северного. От каждого из этих пунктов они расположились на расстоянии трех дней пути.
С тех пор молодые семьи заселяют новую местность. Со времени их поселения жены савроматов продолжают для них привычный образ жизни, связанный с охотой и военным ремеслом. Они носят мужскую одежду и участвуют в сражениях. Языком савроматов стал скифский, но говорят они часто с ошибками. Причина простая: амазонки слабо усвоили язык мужей.
Относительно брака у них установилось строгое правило: девушка выходит замуж только в том случае, если ей удастся в честном поединке, в сражении, при случае заманить-убить мужчину-врага.
Справедливая, но жестокая Гикия – героиня Херсонеса
Мстительность, коварство, фантазия женщин в сочетании с разнообразными творческими приемами имеет давний исторический опыт.
Никто не назовет первый случай женской мести – и самый яркий, запоминающийся, из ряда вон выходящий. Одни «героини» своих мужчин кастрировали, а другие убивали – разными подходящими способами, самыми жестокими, согласно собственным представлениям и диким инстинктам.
Легенды оставили в людской памяти несколько характерных эпизодов из истории славного города Таврии Херсонеса. Являлся он колонией – в смысле привнесенного извне демократического общественного устройства. Но при этом, как положено самими соперничающими, конкурирующими богами, существовало в городе имущественное неравенство.
В те благие времена многолюдным, веселым и бурно развивающимся Херсонесом правил первый архонт Ламах. По достоинствам своим и способностям числился он удачливым. По должности и предприимчивости ни в чем не знал нужды: добился огромного богатства, пользовался почти безграничной властью, не считал слитки золота, серебра, не держал в памяти названия земельных участков, поголовье скота… Все прибывало и находило отражение в амбарных книгах, да знали точно всякие живые числа, вели должный учет специально уполномоченные казначеи ведомства.
Ламах больше упивался властью, а богатства слабо тешили его душу: не очень он материальному доверял – пользовался благами жизни, и всё! Золотого тельца не превращал в кумира. Отделял он резкой чертой все мертвое, даже ценное, от живого.
По постоянным донесениям знал немного Ламах о своем соседе Асандре, царе Боспорского царства. Вел с ним отдельные дела, но не дружил. А тот Асандр был самый больший завистник и ненавистник Ламаха. В свое время Асандр воевал против Херсонеса – не победил! Он остался при злой обиде, черной зависти, жажде мести… Скрытный царь прятал обуревавшие его страсти, прочно скрывал свою сущность, умел тщательно таить глубоко в себе беспричинно разрастающуюся слепую и коварную мстительность.
Прямые действия против Ламаха вести было невозможно, и тогда решил Асандр действовать открыто, но добиться желаемого результата лукавством. Составил он хитроумный план долговременного действия. У Ламаха была дочь Гикия – единственная. В соответствии с демократическими традициями времени царь Асандр предложил гражданам Херсонеса породниться: выдать красавицу и умницу Гикию за его взрослого сына. Асандр надеялся: не пышущий здоровьем Ламах вскоре умрет – тогда сын его станет правителем города. Вот и осуществятся сами собой все его планы, желания: Херсонес упадет к их ногам, а с ним все богатства семьи Ламаха.
Праведные, легковерные, даже наивные херсонеситы хотели дружить с соседями: нисколько не подозревая о зреющем плане Асандра, без душевного волнения и общественного конфликта согласились на брак сына Боспорского царя с богатой наследницей, женщиной свободных нравов Гикией. Только выдвинули одно ограничительное условие: с момента заключения брака муж Гикии становится невыездным гражданином: ему не позволят покидать границы Херсонеса, даже для короткого свидания с родным отцом.
Посчитали этот пункт для себя не опасным боспорцы и без колебания приняли условие. Сын Асандра женился на царевне Гикии.
Как многие предполагали, Ламах умер через два года. Созвали совет именитых граждан Херсонеса. Управление городом поручили не сыну Асандра, а уважаемому херсонеситу Зифу, сыну Зифову. Так в один момент демократы Херсонеса расстроили хитроумный план царя Асандра. Ничего он поделать не может: опротестовать решение самоуправляемого Херсонеса нет возможности. Тем более что получило оно всенародную поддержку – за взвешенную мудрость.
Муж Гикии сильно опечален, однако не потерял надежды, верит в свою звезду: непременно его счастливая судьба приведет на высшую ступень власти – в некий счастливый момент свалится в руки руководство государством-городом, ничем не ограниченное. Не надо изнурять себя бесполезной работой, а лишь копить силы и в полной уверенности ожидать счастливого случая: удача непременно клюнет острым кончиком своего клюва.
Прошел год со дня смерти Ламаха: все еще опечаленная кончиной отца Гикия высказала желание торжественно почтить память отца.
Городской совет принял участие в поминках по архонту Ламаху. Достойная дочь проявила всю щедрость своей натуры: открыли кладовые богатых усадеб, скорбящему народу раздавали вино, хлеб, сыр, оливковое масло, мясо, рыбу… По причине уважения к памяти недавно усопшего правителя города день скорби в его честь решили проводить ежегодно.
Этим случаем решил воспользоваться муж Гикии – для собственной пользы. Послал он в Пантикапей к Асандру верного раба. План казался совсем простым: отец станет отправлять регулярно морем десять-двенадцать натренированных воинов – с подарками для Гикии. Входили в бухту Символов лодки боспорцев скрытно: лошадьми перевозили подарки, воины невооруженные сворачивали с дороги, тайными тропами, со стадами Ламаха, через отдельные ворота пробирались в Херсонес, а уже затем пробирались в дворец Гикии: обширный подвал муж Гикии приспособил под укромное жилье своего личного воинства.
И вот во дворце за два года собралось достаточное количество заговорщиков – почти двести воинов. Муж Гикии готов выступить не только против жены Гикии, но против всей общественной структуры демократического Херсонеса: организованной силой заговорщиков свергнуть народовластие.
Сын Асандра посчитал: в день памяти архонта Ламаха херсонеситы все поголовно напьются бесплатным виноградным вином и станут веселиться до позднего вечера. Как только все улягутся спать, муж Гикии выведет на улицы свое довольно многочисленное войско, захватят весь город. А к этому времени флот Асандра войдет в порт, пристанет к пристани и неожиданно нанесет коварный удар по Херсонесу. Завершится заговор удачей – отцу Асандру и его сыну останется праздновать победу. Успешные заговорщики совершат мгновенно передел власти. Херсонес вернется к традиционному управлению, станет частью Боспорского царства, как ему уготовано самой судьбой.
Заговор возник опасный и даже в определенный момент имел шанс на успех. Но…
Как часто это «но» препятствует размеренному ходу событий – занимает положенное ему место, невероятным способом вмешивается, парадоксально влияет на мировое происшествие и может направить его развитие по совершенно другому пути… Тот «другой» путь вдруг становится самым правильным, а с позиций прошедшего даже «классическим».
Без дара предвидения поди пойми заранее историческую закономерность, не только в марксистско-ленинской, «абсолютно истинной» идеологически выдержанной, даже в диалектически-материалистической научно-теоретической манере ее интерпретации. Философия, словесная разрядка очень даже помогают создать верную канву мысли, разобраться в хитросплетениях жизни, поставить всех участников событий на соответствующие им места.
(Лирическое отступление – для уяснения полноты видимой картины.)
По причине чрезмерной усталости, дурного нрава или нерадивости провинилась любимая служанка Гикии. Последовало наказание: дали ей задание, но заперли на некоторое время в надподвальной комнате: пусть потрудится, да заодно серьезно подумает о своем проступке. Девица пряла лен: занятие сие однообразное, даже механическое. Допустила оплошность: уронила пряслице, покатилось к стене, остановить не успела, и провалилось оно в глубокую щель. Попыталась служанка освободить из плена пряслице пальцами – не смогла. Применила сноровку, даже силу – вытащила кирпич наружу, достала пряслице…
И очень удивилась: услышала мужские голоса. Наклонилась – и в проеме увидела по пояс обнаженных мужчин, до зубов вооруженных. Они о чем-то спорили. Что за люди?!
Девица проявила благоразумие: аккуратно опустила кирпич на место. Как поступить дальше, сразу не решила. Подумав, связалась с подружкой, попросила ее передать госпоже… Лучше даже вызвать.
Явилась Гикия: поняла сразу – в ее доме что-то замышляют.
Гикия срочно собрала совет старейшин города (относительно спокойными являлись те времена: любопытные репортеры не сбегались при каждом случае) и заявила:
– Открою вам тайну. Мой муж от отца своего унаследовал ненависть к нашему городу: тайно он привел в дом много вооруженных боспорцев. Как я догадываюсь, в день памяти моего отца они намерены захватить город. Скоро этот день. Мы проведем его как обычно. Приходите в мой дом, веселитесь: пусть враги ничего не заподозрят. Однако при винопитии знайте меру и об опасности не забывайте. Дома у каждого должны быть припасены хворост и факелы. И когда я дам знак, что надо кончать пир, вы разойдетесь по домам спокойно. Раньше обычного велю закрыть ворота, а вы тотчас слуг с хворостом и факелами высылайте: пусть они обкладывают весь мой дом, выходы все и входы. Чтобы дерево быстро загорелось, велите облить его маслом. Когда я выйду, зажжете вы хворост, а затем окружите дом и будете следить, чтобы из врагов никто не вышел живым.
Как условлено, в день памяти Ламаха население города целый день на улицах веселилось. Гикия щедро раздавала вино на пиру, часто угощала своего мужа, а сама не пила: приказала наливать себе воду в пурпурную чашку – по цвету содержимого вода казалась вином.
Наступил вечер. Вроде утомившись, жители разошлись по домам.
Гикия позвала мужа отдохнуть, он охотно согласился, стараясь не возбудить в ней подозрений. Она велела закрыть ворота и все выходы – тотчас начали выносить из дома одежду, золото, драгоценности…
Гикия дождалась, чтобы все в ее доме успокоились. Заснул и опьяневший муж. Вышла дочь Ламаха из спальни, за собой дверь заперла. Позвала служанок и вместе с ними оставила двор.
На улице она приказала поджечь дом со всех сторон. Огонь быстро захватил все здание. Попытались спастись боспорские воины, но убивали их на месте.
Так Гикия, пожертвовав домом, избавила родной Херсонес от смертельной опасности. Граждане благодарные не забыли о подвиге соплеменницы: на главной площади поставили две статуи. Первая изображает, как Гикия объявляет о заговоре мужа. На второй подобна амазонке: вооруженная, в доспехах – мстит заговорщикам.
