Член Академии российской литературы, МГО Союза писателей России. Награждена семью медалями (юбилейная медаль им. М. Ю. Лермонтова, юбилейная медаль «60-летие Союза писателей России», медаль за литературный вклад им. Н. П. Огарёва, три памятных медали участника Всесоюзного литературного конкурса «Герои Великой Победы», медаль им. М. Басё). Издала более пятидесяти авторских книг, в которые вошли новеллы, очерки, рассказы о севере, сказы, сказки, лирика и пьесы, а также биографические и литературные дневники. Публиковалась в альманахах, журналах, газетах. Переводилась на английский, японский, польский, болгарский, французский, арабский и греческий языки. Издатель произведений И. С. Тургенева и Ж. Верна.
У кошки четыре ноги
Пьеса-шутка в одном действии
Действующие лица
Жуков, Пётр Геннадиевич – дядя Ромашова, 58 лет.
Рома Ромашов – молодой человек, племянник Жукова.
Судейкин Алексей Львович – домоуправляющий, финансист.
Федя Збратов – друг Ромашова, болезненный человек.
Верочка – невеста Ромашова.
Место действия – Москва, время действия – 2010 год.
Картина 1
Квартира Жукова Петра Геннадиевича, обставленная антикварной мебелью. Рома Ромашов приехал из-за границы, из Египта, загорелый, с большими впечатлениями и встречает дядю, Жукова Петра Геннадиевича.
Ромашов. Здра-авствуй, мой дорогой дядюшка. Вот я и приехал.
Жуков. Как? Уже? Как быстро ты съездил! Ты смотри, какой загорелый! Скоро в негра превратишься. Тебя и не узнать. И всего-то за несколько недель ты так переменился. Ну, садись, садись, рассказывай, как отдохнул. (Обнимаются.)
Ромашов. Если бы ты знал, чего я видел!
Жуков. Ну-ну, представляю. Пирамиды!.. Сфинксы!..
Ромашов. Ничего ты, дядя, не представляешь. Это надо там самому побывать и видеть.
Жуков. Ну, всё равно расскажи, Рома. Мне очень интересно.
Ромашов. Ой, дядя, пирамиды… огроме-е-енные. А ещё я был на Святой горе. Да, дядя, и видел мира-а-аж. (Разводит руками.) Представляешь, встаю утром, смотрю в окно. Там далеко пустыня… и мира-а-а-аж – па-а-альмы и пирами-и-иды.
Жуков. Ну, чего тут особенного. Для Египта это вообще привычное явление. Ты лучше фотографии свои покажи. Очень хочу посмотреть на своего племянника на фоне пальм.
Ромашов. Ах да, дядя. Мои фотографии. Сейчас покажу. (Достаёт из сумки фотокарточки.) Смотри. (Разворачивает.) Вот видишь, я на пляже. Какой пупсик! А?! (Смеётся.)
Жуков. А-а-а. Хорош пупсик, довольненький.
Ромашов. А рядом, посмотри, какие девочки, в купальниках. Кра-а-со-о-отки! (Оценивающе.)
Жуков. Да что мне девочки. Это твоя потеха. Ты мне себя, себя показывай, Красное море.
Ромашов. А вот я с аквалангом. Собираюсь нырять. (Передаёт карточку.) Ты представляешь? Глубина пятьдесят метров, и я… ныряю.
Жуков. Как под водой-то?
Ромашов. Под водой? Ой! Дядя! Что я видел под водой! Это другой мир совсем. Я даже акулу видел и ещё крокодила. Но они были в другом месте.
Жуков. Как тебя только не съели?!
Ромашов. Не шути так! Они в самом деле опасные и прожорливые… (Передаёт другую карточку.) А это я на яхте.
Жуков. А-а-а.
Телефонный звонок.
У кошки четыре ноги, четыре ноги
И длинный хвост, длинный хвост.
Но трогать её не моги, не моги
За её малый рост, малый рост.
Ромашов. Это меня! (Поёт.)
У кошки четыре ноги, четыре ноги
И длинный хвост, длинный хвост.
Но трогать её не моги, не моги
За её малый рост, малый рост.
Алло! Кто говорит?.. Это ты, Верочка? Перезвони мне, пожалуйста, я сейчас разговариваю с дядей… Я сейчас занят… Где я?.. У дяди, у дяди. Я тебе перезвоню. Пока. Целую.
Жуков. Это твоя новая подружка?
Ромашов. Как сказать новая? Мы-то с ней и ездили в Египет.
Жуков. Откуда она? Где ты её подцепил? Поматросишь с девчонкой да и бросишь. Ты, как всегда, несерьёзен! Сейчас разве молодёжь думает жениться? А так, одно развлечение ищет.
Ромашов. Ну, дядя, тоже скажешь! Она меня выручала. Я с ней познакомился по интернету для общения за границей. Она хорошо знает английский. И мы решили вместе поехать отдыхать. Знаешь, со мной случай был в аэропорту. Там все говорят только по-английски. Как-то Верочки со мной не оказалось рядом. Ну, я сам немного знаю по-английски. Тут меня что-то и спросили, а я совсем растерялся, не знаю, что и сказать. А багаж надо сдать. Стал я что-то объяснять. Но меня не понимают. Я думал, что пропал. Народ за мной собрался. И тут Верочка подошла и всё объяснила. Она надёжный человек.
Жуков. Да?! Ну и что ж ты мне её на фотографии не показал?
Ромашов. Разве её не было? (Ищет фотокарточку.) А вот. Вот она! (Передаёт фотографию.)
Жуков (разглядывает фото). А-а-а! Что ж? Хорошая девчонка (оценивающе), современная.
Ромашов. Да, дядя. Вот и мне она нравится.
Жуков. Теперь вы перезваниваетесь?
Ромашов. Мы часто общаемся. Она классная девчонка!
Жуков. А что ж ты поставил звонок какой-то про кошку. Неужели нравится?
Ромашов. Нравится, дядя. А что? Я сам так даже подпеваю.
Жуков. Это случайно не о твоей девушке?
Ромашов. Разве я могу подумать дурно о Верочке. И что, впрочем, плохого в этой песенке. И вообще, дядя, у меня большие надежды на будущее. Мы теперь с Верой решили каждый год ездить за границу отдыхать. И ещё купить машину.
Жуков. Большие планы! Ещё бы! В твоём возрасте горы сворачивают! Ты молодец, что так думаешь. А деньги где возьмёшь? Их заработать надо. А с твоим заработком разве что раз в пять лет только и вырвешься куда-нибудь. Или хочешь влезть в долги?
Ромашов. Да что ты, дядя? Я вот не такой, как ты. Ты вот на светильники, да на мухобойки, да на книги деньги тратишь. Так денег, конечно, не будет. А я человек экономный. (Показывает на пальцах.) Костюм нужен один, а так и в джинсах похожу, книги – вряд ли я что-нибудь почитаю, я уже выучился, ем я скромно – сосиска и «Доширак», вот и живота нет. Экономия! Мне лишнего ничего не надо. А денежки текут. И если серьёзно, я думаю скоро поехать работать за бугор.
Жуков. Вот как! Какой прыткий! Думаешь, я капризен на вещи. Это ты не знаешь, что светильник и мухобойки нужны, «чтоб было». А знаешь, что такое «чтоб было»?
Ромашов. Что?
Жуков. Это когда ты уважаемый человек и не похож на проходимца. А с твоей экономией только дырки одни осталось штопать. Пройдёт время, и ты сам это поймёшь. Ты здесь, дома, научись жить! Стань человеком!
Ромашов. Не могу, дядя, душит меня всё, тяжело мне так, нельзя терпеть больше. Это здесь я оборванец. Я только вот что думаю. Ты, дядя, умный, книги читаешь, а за границей ещё не бывал. Хотя я тебя уважаю, у тебя есть машина, антиквариат, уютный дом. Просто я не такой, я другой. Там, за границей, я заработаю на сто, нет, на тысячу таких же светильников, как у тебя, и на тысячу таких же мухобоек.
Жуков. Э-э-эх! Ничего ты не понял. Это всё твои оговорки. А надо и себя уважать.
Ромашов. Вот я себя и уважаю. (Поёт.)
У кошки четыре ноги, ноги
И длинный хвост, длинный хвост.
И трогать её не моги, не моги
За её малый рост, малый рост.
Жуков. Да что? Ты меня не понимаешь. Вот живи сам и узнаешь, что тебе в жизни нужно!
Ромашов. Ладно, дядя, я ухожу. Мне пора в ЖЭК. Там опять чего-то пересчитали.
Картина 2
В подвале ЖЭКа Ромашов пришёл к финансисту Судейкину.
Ромашов. Здравствуйте.
Судейкин. Здравствуйте. По какому вопросу?
Ромашов. Вот, по поводу счёта, непонятные суммы внизу, которые надо доплатить.
Судейкин. Из какой квартиры?
Ромашов. Пятьдесят шестая.
Судейкин. Так, у вас по счёту доплатить четыреста тридцать пять рублей.
Ромашов. Опять доплатить? Я же два месяца назад доплачивал.
Судейкин. Тогда доплачивали газ. А сейчас электроэнергию.
Ромашов (ворчит). Каждый год всё пересчитывают, всё переплачивают. Откуда такие хвосты? Не успеешь заработать, как цены растут. Куда за ними угнаться? Одна обдираловка!
Судейкин. Это не обдираловка. Это инфляция, вызванная международной экономической политикой.
Ромашов. Что вы говорите? Так чтоб за границу поехать, и так сумасшедшие деньги нужны. Я целый год на путёвку копил, себе во всём отказывал.
Судейкин. А вы как думали. Всё не так просто. Если бы вы знали, как я-я-я себе во всём отказываю. Даже свет не включаю по вечерам, в туалет хожу с фонариком, который заряжаю на рабо-о-оте. Деньги ведь надо взять откуда-то. А что вы хотите? Хочется красиво пожить. А где же, как не за границей? Там и постель, и кофей, и ресторан в отеле – целое море удовольствий. Вот и живу я весь год в лишениях, чтоб потом испытать две недели блаженства. За границей я человек! И уже почти всю Европу объездил! А здесь на одних мухобойках разоришься.
Ромашов. Не все могут как вы. Если вы в экономии бьёте рекорды и вам уже нечего терять: дети выросли, и вы живёте для себя, то у меня вся жизнь впереди. И я ещё хочу почувствовать себя человеком здесь, на своей родине.
Судейкин. Как знать. Но заплатить вам придётся. Инфляция объявлена для всех.
У Романа звонит телефон.
Ромашов (поёт).
…И трогать её не моги, не моги
За её малый рост, малый рост.
Алло! А-а-а, это ты, Верочка! Что говоришь? Положить деньги тебе на телефон? Но мне сейчас некогда. Лучше встретимся сегодня вечером. Пока. (Бросает телефон.) Вот так вот. Как только я ей нужен, сразу ложи деньги на телефон.
Судейкин. Что вы сказали?
Ромашов. Да не вам.
Судейкин. До свиданья, до свиданья, не задерживайте, а то люди соберутся.
Ромашов (уходя из ЖЭКа). Чудной какой финансист в нашем ЖЭКе. И сам станешь экономить на всём, глядя на него. Такой и кусочка хлеба лишнего не съест – лучше хрен с водой, чем пирог с бедой. Будто не русский он, а какой-то француз, который лягушками питается. А ведь в этом, если разобраться, тоже большая экономия. Фу! Какая гадость! Фу! Не буду больше думать, пойду-ка я к Феде. Надо повидаться со старым другом.
Картина 3
Ромашов пришёл домой к Феде Збратову. Федя апатично лежит на диване, укутавшись в плед.
Ромашов. Здравствуй, Федя.
Збратов (хрипло и чихая). Здравствуй, здравствуй.
Ромашов. Что-то ты какой-то хилый, вялый, заболел, что ли?
Збратов. Болею я давно.
Ромашов. А что такое? Давно тебя не видал. Всё дела. А с тобой, как вижу, неладное.
Збратов. Да, как сказать-то одним словом, депрессия у меня (вздыхает), никому я не нужен.
Ромашов. Несмешно. Ты себя, брат, не доводи до такого.
Збратов. Да я не довожу. Оно само.
Ромашов. Что оно?
Збратов. Оно, того, болезнь.
Ромашов. Эх, болезнь, болезнь. Я знаю, отчего ты болеешь. Ты всё в голову берёшь. Вот и мучаешь себя. Вот опять с книгой какой-то. А оказывается проще, на самом деле. Если любишь читать, читай журналы.
Збратов. Ты так думаешь?
Ромашов. Я знаю. Это ты болеешь от книг, от науки своей. А твоя наука – это знаешь что?
Збратов. Что?
Ромашов. Наука – это один гвоздь в голове и больше ничего.
Збратов. А вот и не гвоздь. Я хотя бы думаю о чём-то.
Ромашов. Ну и болей!
Збратов. Эх! (Напевает.)
Болеть – так болеть,
Лечить – так лечить.
Хочешь булочку?
Ромашов. Нет. Ты только посмотри на него, какой отличник-пессимист. Да ещё булочку ешь. Скоро ты станешь таким толстяком, что в дверь не войдёшь. (Ходит по комнате в раздумье.) Так нельзя тебе больше! И поёшь ты грустно. Одна безнадёга! Ты должен по-другому мыслить: жить – так жить! Вот что надо!
Збратов. Я не могу. Я стал таким неудобным, таким лишним. Как теперь жить? Это всё пустые слова для меня. Я не могу на людях появиться.
Ромашов. Не падай духом. Лучше послушай, какая у меня есть песенка (Включил телефон и запел).
У кошки четыре ноги, четыре ноги
И длинный хвост, длинный хвост.
И трогать её не моги, не моги
За её малый рост, малый рост.
Збратов. А я люблю кошек. Особенно пушистых, персидских. Они такие красавчики!
Ромашов. Так ты, значит, любишь породу?
Збратов. Да, очень!
Ромашов. А я так, кого-нибудь попроще. Мне простые кошечки нравятся. Красота, она в скромности.
Збратов. Согласен, красота в скромности. Но кошки – они кошки. У кошки есть психология. Она существо маленькое, не любит, когда её обижают, и царапается в противном случае. Кошка – это моя душа. Она такая слабая, что я болен. И лучше ты её не тронь. Я человек маленький.
Ромашов. Да, кошки кошками. То мурлычут, то царапаются. А когда они царапаются, я не люблю. Ты о себе подумай.
Збратов. Подскажи, друг, что мне делать. Я не знаю, как мне быть.
Ромашов. Знаешь что, тебе нельзя так сидеть дома. Мне тебя просто жалко. Ты себя убиваешь.
Збратов. Не бросай меня.
Ромашов. Да дело не во мне. Тебе… тебе… тебе нужно идти в клуб интересных людей, где есть интересное общее дело. А просто болеть и унывать – это с ума сойти можно!
Збратов. Я не хочу сойти с ума.
Ромашов. Тогда действуй! И здесь не до скромности!
Картина 4
В комнате у дяди, Жукова Петра Геннадиевича, Ромашов и его дядя Пётр Геннадиевич. Прошло два года.
Ромашов. А, дядя, как я по тебе соскучился! А ведь, ты знаешь, ты был прав.
Жуков (удивлённо). Прав? В чём?
Ромашов. А в том, что жить надо так, «чтоб было», и тебе, и всем.
Жуков. Да?! Это ты о чём? Не понимаю!
Ромашов. Ну, помнишь, ты говорил, дядя, что на всём в жизни не сэкономить, от себя не убежишь, и всё такое прочее. И я не смогу жить одними поездками, машинами, блеском, эффектом и всем тому подобным сногсшибательным.
Жуков. Но ведь ты считаешь, что такая жизнь для тебя тоже «чтоб было».
Ромашов. Нет, дядя, нет.
Жуков. Я тебя не узнаю. Ты что, изменил себе, всё передумал? Почему? В чём же твоя жизнь теперь?
Ромашов. Вот я и пришёл спросить, в чём моя жизнь теперь. Помнишь, как мы съездили с Верой в Египет? Я был убеждён, что так будем жить всегда: ездить, путешествовать.
Жуков. Да.
Ромашов. Но после поездки Верочка моя была в трансе. Она приехала домой и раскапризничалась: то золотой цепочки у неё не оказалось, потому что все женщины стали ходить в золоте, то шубы норковой зимой ходить, то дублёнки, всё плакала, что ходит в старом пальто и отстала от всех модниц.
Жуков. Я предполагал, что человеку придётся тратиться и на себя, тем более женщине.
Ромашов. Вот я и решил, дядя, не будем ездить путешествовать, будем просто жить для себя. Мы с Верочкой поженимся.
Жуков. Ну что, поздравляю тебя, мой племянничек. Вот это новость! Я за тебя горжусь! Наконец ты сделал шаг в жизни.
Звонок телефона.
У кошки четыре ноги, четыре ноги
И длинный хвост, длинный хвост.
Но трогать её не моги, не моги
За её малый рост, малый рост.
Ромашов. Алло. Верочка? Ты здесь? Я сейчас открою дверь. Дядя тебе будет очень рад.
Входит Верочка. Рома сопровождает её и представляет дяде её своей невестой.
Знакомься, дядя. Это моя невеста, Верочка, о которой я тебе рассказывал.
Верочка. Здравствуйте. Вера.
Жуков (целует Веру). Очень приятно. Мне о вас Рома много рассказывал. И я давно хотел вас увидеть.
Ромашов. Вера тоже знает о вас, дядя. Так что не нужно лишних слов.
Жуков. Раз так, то нужно выпить по такому поводу. (Наливает бокалы вина). Так когда будет свадьба?
Ромашов. Через две недели.
Верочка. Я так рада.
Жуков. Как вы скоро!
Ромашов. Разве скоро? Мы знакомы целых два года. Куда ещё больше проверять нашу любовь?
Жуков. Но в жизни бывает всякое.
Верочка (покраснела). Как?
Ромашов. Ты это к хорошему или к плохому, дядя? Надеюсь, мы не будем спорить, как в прошлый раз.
Жуков. Не знаю, не знаю. Только я хочу сообщить вам: я вступил в клуб путешественников и скоро, через два месяца, еду в круиз по Европе.
Ромашов. Как? Вот это новость. Совсем не ожидал такого поворота от тебя, дядя. Ты мне показался таким консерватором и домоседом, который и думать не хочет куда-либо поехать.
Жуков. А вот вышло так. И со мной, поверишь ли ты, в исследование отправляется Федя Збратов. Он тоже в нашем клубе. Я от него узнал, что он твой друг.
Ромашов. Как? Федя Збратов тоже едет, такой домосед. Поистине, жизнь готовит повороты. Я от дяди этого не ожидал, а от Феди подавно.
Верочка. Так давайте же думать, что всё, что случается, всё к лучшему.
Жуков. Это хороший тост. Выпьем!
Все. Выпьем!
Звонок. Дядя открывает дверь и приносит счёт.
Жуков. Опять пересчитали квартплату. Нужно доплатить. Что поделать? Инфляция.
Звонит телефон у Ромашова.
У кошки четыре ноги, четыре ноги,
И длинный хвост, длинный хвост.
Но трогать её не моги, не моги.
За её малый рост, малый рост.
Конец
Поколение «Некст»
Пьеса в одном действии
Действующие лица
Креонский – литературный редактор.
Питерский – литературный корректор.
Хохлов-век – литературный критик.
Васька Жених – уличный зазывала.
Зайцев – художник по мозаике.
Девушка-контролёр.
Косая монашка Маша.
Девушка-инвалид на коляске.
Продавец сэндвичей, городские жители и гости столицы.
Время действия – XXI век, 2015 год.
Картина 1
Городские жители и гости столицы (узбеки, армяне, таджики), говорящие плохо по-русски, но хорошо по-английски. Ходит новая электричка по МЦК (Московское центральное кольцо), много шума, в городе централизированный ремонт квартир, перестройка улиц, парков, стучат отбойные молотки, строят дороги, эстакады и небоскрёбы, постоянно смещаются торговые точки, банки, рестораны, гаражи. На местах скопления людей выставлены робостанции с техномузыкой, автоматы, все общаются по мобильной связи, дети катаются на самокатах и скейтбордах. В городе сильно загазовано, пыльно, часто ездят поливочные машины.
У входа в метро у парапета молится косая монашка Маша, и стреляет сигаретки Васька по кличке Жених. Завидев позёвывающих девушек, Васька Жених ищет повод их окрутить и выманить у них последние деньги.
Васька (сам с собой). Денег, как всегда, не хватает. (Достаёт сигаретку.)
Монашка Маша монотонно молится, просит милостыню.
Монашка Маша. Помогите Христа ради, помогите Христа ради.
Васька. Да денег просто нет, их неоткуда взять. Разве найти чей-то чемодан? Нет, чемодан у меня дома, с галстуками. Я ведь Жених. Жениться собрался. Вот это работка.
Васька увидел девушку покрасивее, что прикуривала рядом с выходом из метро электронную сигарету, подошёл к ней.
У вас земляника или вишня?
Девушка. Смородина.
Васька. Не люблю смородину. Я больше анис предпочитаю.
Девушка. Каждому своё.
Васька. Ой-ой-ой, какие гордые девушки стоят. Только всем понятно, что такие любительницы сигарет слушают гитару.
Девушка. Слушаю… акустическую.
Васька. Я-то всё шуры-муры слушаю. А вы что-нибудь иное?
Девушка. Хм-м! Альбенис, Сапер. (Девушка поправляет рыжий парик.)
Васька. Здорово. Мы же составим друг другу пару. Ты кто по гороскопу?
Девушка. Дева.
Васька. Прекрасно. Я Лев. Вот телефончик, приходи, послушаем. Сама-то откуда?
Девушка. С Хохловки.
Васька. А я-то думал из Подмосковья. Давай поженимся.
Девушка. Да я контролёр. Билеты проверяю. (Девушка дернула ремень сумки и отодвинулась в сторону.)
Васька. Давай поженимся. Вот, звони и приходи. У нас все дома. (Даёт свой номер телефона.)
Девушка. Да иди ты. Я сейчас охрану позову. Чего наскочил, как петух: давай поженимся, давай поженимся?!
Васька. Я не петух, я жених. Меня все так знают, Жених Васька. Я серьёзно.
Косая монашка опять монотонно молится с протянутой рукой.
Монашка. Подайте Христа ради, подайте Христа ради.
Рядом подкатывают контейнер с сэндвичами. Сбегаются люди, покупатели закуски. У контейнера останавливается коляска с инвалидом. Девушке лет тридцать. Она с драгоценным колечком на пальце, поёт на французском и английском песни Эдит Пиаф и «Битлз». Подходит художник Николай Зайцев, покупает горячие сэндвичи и угощает ими девушку на коляске.
Зайцев. Какие у вас озябшие пальцы, и вы вся продрогли.
У девушки трясутся руки от озноба, и она сморкает часто нос. Отключила смартфон и посасывает конфетку.
Вы любите конфеты? Вам необходимо согревающее.
Девушка на коляске. После того, как я стала обездвижена, я только и делаю, что пью коньяк. (Девушка достаёт маленькую бутылочку с коньяком.)
Зайцев. Но так же нельзя. Можно ведь и спиться.
Девушка на коляске (проговорила через голосовую сурдину многозначительно). Мерси! Только мне давно не вкусно всё вокруг… Расскажите о себе.
Зайцев. Да что я? Я просто художник по мозаике, оформитель панно.
Девушка на коляске. А-а-а. Художникам невесело. Я знаю. Вы, наверное, много лечитесь сами.
Зайцев. Да, меня часто обследуют. Потому что культура, сами знаете что… А тем более сейчас, в таком шумном городе… Эх-х-х… Раньше маски носили, вздохнуть правильно – это было целой проблемой. А теперь… Вообще, в городе пыль столбом. Ни шагу произвольно сделать нельзя, не то что лечение антиоксидантами.
Девушка на коляске. Вы много знаете лекарств и химию, как видно. А я нет. Вот сижу, скучаю, поссорилась с братом. Он меня решил выгнать из дому. Нельзя с ним общаться.
Зайцев. Ох уж эти отношения. Иногда от них становится невыносимо, и хочется бежать от всех куда-нибудь на чердак, в гараж или сарай, и оттуда не выходить, чтоб не знать и не видеть, как страшно и безобразно в городе.
Девушка на коляске. А я не могу дома сидеть. Я ухожу на улицу, в ресторан, в «Макдональдс». Или вот так просто сижу и ем сэндвичи, которые давно надоели и не хочется их и есть.
К разговорившимся подходит мужчина в сером костюме (Хохлов), жестикулирует рукой.
Хохлов. Как пройти в библиотеку?
Зайцев. А что, здесь библиотека есть? А я и не знаю.
Хохлов. Да, где-то здесь, на набережной.
Зайцев. А что там? Может, я знаю.
Хохлов. Там будет собрание и беседа.
Зайцев. По-видимому, туда. (Машет рукой налево.) Я-то давно по городу хожу чуть ли не на ощупь, с закрытыми глазами. Я же живу давно здесь, и улицы в городе как свои пять пальцев. Так что ноги сами меня доводят. Правда, сейчас всё перестраивают, перегораживают. Только и гляди под ноги, осматривайся. И переспрашивай всех, куда и откуда что следует. А начнут, наоборот, меня спрашивать, так всем отвечать – не ответишь. Задохнуться осталось от такой нагрузки. Пых-х-х… (Продолжительно вздыхает.)
Выходит вперёд перед ними Васька Жених. Он привязался уже к другой девушке и атакует её своим заранее приготовленным контрфорсом «Давайте поженимся, давайте поженимся». Девушка шокирована, сторонится и скорее отходит подальше от него.
О-о! Каждый с ума сходит по-своему.
Хохлов. Лучше не стоять на улице. И не такое увидишь. Страх! Правда, нужно идти в культурное заведение.
Зайцев. Хотите, я вас провожу? Пойдёмте.
Девушка на коляске. Вы меня покидаете. Так быстро.
Хохлов. Извините, но пора. В библиотеке занятие.
Девушка на коляске. А я думала, вы со мной посидите, побудете. А вы уходите так скоро. Не забывайте меня.
Девушка даёт поцеловать худую руку с драгоценным кольцом, смотрит умоляюще в глаза и прощается. Хохлов и Зайцев направляются в библиотеку.
Картина 2
В библиотеке жаркие споры. Идёт заседание Клуба литераторов.
Креонский. О какой научной работе мы можем сейчас говорить, когда молодёжь только и читает одно «Муму»! А старики – «Человек в футляре». Кто покажет свет? Мы все одни, с фонариками слабого освещения и даже днём будто страдаем куриной слепотой и ничего не видим под своим носом.
Питерский. Дело в том, что надо уметь различать понятия, выделять, что одно, а что другое. И не путать Лермонтова с Тургеневым, Шолохова с Пушкиным, Достоевского с Есениным.
Хохлов. Вы язвительно обо всём говорите. О ком, собственно, речь? Такие аналогии не возможны! И если по городу ходят Акакии… То вы-то в своём-то уме? То никакую шинель себе не сошьёте. Если известно стало, что метр ткани в магазине стал стоить сорок тысяч рублей. Да за такие деньги?! (Шёпотом.) Это ж можно так и флаги поднять и устроить манифестацию на площади.
Зайцев. Мне плохо. Меня опять вызовет Лена-старообрядка, медсестра, отправит сделать прививку. Знаю эту старообрядку, жестокая баба. А я так плохо переношу эти уколы, что даже к насилию привыкать стал сверху, как и к её страхам.
Хохлов. Ты что-то стал буробить у себя там, в стороне. Что с тобой?
Зайцев. А то, что я ушёл от всякой такой прочей «конфессии» и тем более протестантов. (Прокашлялся.)
Хохлов. У тебя что-то в горле?
Громкий голос Креонского.
Креонский. Я чётко хочу заявить о поколении Next!
Хохлов. Слышишь, как он выступает? Это старый анекдот «без пяти минут мама».
Креонский (взрывается). Опять же читайте «Муму».
Зайцев. «Муму» это понятно. А что за поколение Next?
Хохлов. Ну, это про тех самых Добчинских, Бобчинских, значит. Знаешь, у меня столько изданий продолжений книг Шолохова, Робинзона Крузо и «Муму» тоже.
Зайцев. Ты хочешь сказать, что Добчинские и Бобчинские завоюют весь мир? Они мировые герои?
Хохлов. Да нет же. Да и какие сейчас мировые герои? Я вот на дачу лично уезжаю. Мне свет там надо проводить. Хотя уже октябрь. И почему-то новолуние сейчас.
Зайцев. Да, сейчас и лунатиков можно встретить. Смотри, на МЦК будь осторожен. А то говоришь, культура – вредно, заразно, экстремально даже. Сам понимаешь, если едешь, куда не видишь, то хлопот не оберёшься.
Хохлов. Вот-вот. Одни жалобы.
Креонский (громко хлопнув огромной книгой по столу). Хватит! Поставим на этом точку!
Питерский (засвистывая). Нелься! Нелься!
Креонский. Ну, вот вы уже от одного чиха плохо себя чувствуете. Пора заняться делом. А то шалтай-болтай из вас один получился. А здоровье, пожалуйста, на солнышке поправлять будете. Всего хорошего. Удачи.
Креонский собрал портфель и ушёл.
Хохлов. Вот это был разгон! Точно заговорщиков с площади прогнали водосмывочными машинами. Да, такой он редактор. Не человек, кентавр! За считаные минуты разгромил половину улицы. Такое долго не забудется.
Зайцев. Скорей полки пройдут по Красной площади, пока мы тут чего-то решаем в своём туалете. А люди быстро дела заделали и ордена получили.
Хохлов. А я не такой. Я опять на свою дачу. Да заживу по старинке, без всяких там Next, ноу-хау. Я просто не могу по-иному. Да куда мне? Я маленький человек, невзрачный. А молодёжь пускай, дерзает ещё. Сейчас же как? Даже говорить стали страшным языком, волосатым. И когда этот колючий ковёр выбьют?
Зайцев. Да этих ковров у нас столько в магазине! Никто не берёт. А выбивать их и электровеника не хватит.
Хохлов и Зайцев выходят из библиотеки. Навстречу им Васька Жених уже в другом новом галстуке и с девочкой. Васька Жених опять кричит на всю улицу: «Давайте поженимся, давайте поженимся».
(Пристально смотрит на Ваську.) Ух, ну как змей пристал. Завёлся, как глист! Галстуки не успевает менять. Только его и видели.
Хохлов остановился, перебирает бумаги в портфеле.
Хохлов. Пора поработать над текстом!
Зайцев. Кто бы знал, что это такое? Для меня это дремучий лес. Не то что флорентийская мозаика. Так мне давно понятно.
Хохлов и Зайцев вышли на площадь. Перед ними открылась выставка тяжёлой техники, ВИМ, новые трактора и бульдозеры, краны, экскаваторы.
А ты говоришь Next. Здесь бы старое разобрать. Опять все дела пора встряхнуть по новой.
Хохлов. Тогда дела ещё как пойду-у-ут!.. Только работай.
Зайцев. И накочегарим на весь город! Ох! Не продохнуть же будет. Гляди, опять всё перевернут с ног на голову.
Конец
