Жизнь. Камера. Снято. Моменты
Эпизод 1
Солнце ещё опускалось в поля, а Аркадий Эдуардович, взяв на руки огромного кота по кличке Монарх Фердинанд, уселся на балконе и начал ждать темноты. С ним была тетрадь, в которой уже сорок лет подряд он делал зарисовки картин, составленных из созвездий небесного свода. Работы он рисовал днём, считая, что именно так и нужно работать – вечером срисовать узор звёзд, а днём под светом солнца перенести всё на холст.
Картины продавались хорошо, особенно с Полярной звездой и изображениями Медведиц. Наконец, первая звезда появилась на небе. Аркадий Эдуардович знал расположение звёзд назубок лучше любого астронома, но каждый раз он мечтал, что на небе появится новая звезда.
Эпизод 2
Звезда театра Эльвира Владимировна скучала. Все роли были выучены, отыграны, двадцать лет в театре научили её запоминать тексты одним взглядом, выдавать любые эмоции и чувства по просьбам режиссёра. Было скучно. Кто-то заскрёбся в дверь гримёрки.
– Заходите, если по важному делу или принесли деньги, в противном случае даже не мешайте мне, – царственно заявила актриса.
Дверь приоткрылась, в щель протиснулась тщедушная фигура режиссёра Антона – любимчика женщин и театральных критиков.
– Эльвира, спасай, у меня есть новая пьеса, но никто, никто не хочет в ней участвовать.
– Почему?
– Она про старость. Олечка играть отказалась, Надежда – сбежала, а Оксана швырнула в меня вазу. Помоги, пожалуйста. Грант под пьесу дают.
– Покажи, – Эльвира вальяжно протянула руку, в которую мужчина вложил сценарий. На титуле было написано: «Солнце. Звёзды. Закат». – Название многообещающее, я, конечно, буду играть роль солнца? В золотой мантии меня опустят сверху на трапеции, а затем я запою. Видишь, какие у меня мечты?
– Нет, – режиссёр покачал головой, – это про дом престарелых.
Эпизод 3
В доме престарелых субботнее утро было очень оживлённым: Галина Ивановна снова на изумительном русском ругалась с Софьей Аароновной. Хотя это происходило каждое утро, но сегодня было особенно прекрасно.
– Ты, Галина Ивановна, перестань-таки делать мне очень смешно, зачем ты трогала мою кружку?
– Софья Аароновна, кружку твою я не только не трогала, но даже и не имела чести видеть!
– А Миша сказал, что видел, как ты пила из неё чай неделю назад. А сказал про это он мне только сейчас. И я имею вид таки спросить, шо, тебе так нравится моя кружка с этими жуткими маками? Так забирай! Дарю!
И внезапно Софья Аркадьевна разрыдалась, обняв вторую женщину:
– Только ты так больше не делай, как неделю назад с приступом, умрёшь ты, с кем я ругаться буду? С Мишей? Он двух слов связать не может, комбайнер, а ты – учитель литературы, ты меня иногда Блоком давишь или Мандельштамом, будь неладен этот еврейский поэт, Буниным меня засыпаешь. Как ты меня бросишь?
Действительно, неделю назад Галина Ивановна слегла с приступом. В мире не было заботливее сиделки, чем Софья Аароновна: она приносила воды, отбила тройную порцию обеда у поварих для больной, отдавала своё яблоко и отбирала фрукты у Миши для своей подруги. Так продолжалось неделю, по утрам стояла тишина, никто не ругался. Но все мечтали услышать утренние крики, как пение райских птиц. И в субботу это произошло. Женщины снова сцепились в коридоре, обитатели дома престарелых были счастливы, как дети.
Эпизод 4
Дети в деревне летом – самые счастливые в мире. Вот и Лёнька наконец добрался до шикарной тарзанки, которую повесили на огромной иве прямо над рекой. Мать, конечно же, кататься запретила настрого, обещала оставить без мороженого на неделю. Но неделю потерпеть можно, а что может сравниться с полётом над рекой навстречу ветру, а затем назад, разжать руки и с головой погрузиться в прохладную воду реки. А потом вынырнуть и быстро плыть обратно, чтобы следующий храбрец не упал на голову.
Вот Лёнька прокатился, но отпустил руки не вовремя и упал на мелководье. Теперь рука была фиолетовая и жутко болела. Домой идти было очень страшно – мать наругает точно. Поэтому мальчишка сидел на берегу, баюкал руку и плакал. Но домой идти надо, он точно знал. Но момент полета мальчишка никогда не забудет.
Через полчаса они были в кабинете травматолога, где цокающий врач накладывал десятилетнему пацану первый в его жизни гипс. В кабинете врача было всё интересно: картинки коленей и локтей на стенах, запах гипса, бинты и ножницы, особенно впечатляла большая космическая лампа над кушеткой. Тут Лёнька решил, что станет врачом. Обязательно травматологом. А пока его мысли хранили ощущение свежего ветра.
Эпизод 5
– Ветер сегодня северный, – поёжился пограничник, заходя в избу на далёком карельском хуторе.
За столом сидело пятеро мужчин, все в практически одинаковых костюмах и обедали.
– А у меня тут на участке финн пропал, – заявил вошедший, – вы не встречали?
Мужчины начали говорить между собой по-карельски. Один из них встал и ответил:
– Финна мы не видели, так, может, он и у себя уже давно. В Финляндии. А вы его почему у нас ищите? Мы тут все местные. Скажи, Суло?
Другой мужчина покивал головой, однако пограничник заподозрил мужчин в обмане. Конечно, все они говорили на одном языке, понимали друг друга, но что-то в одном настораживало. И тут он понял: подозрительный мужчина курил трубку, а все местные деревенские курили сигареты.
– Документы ваши можно посмотреть? – спросил военный у курящего трубку.
– Ты Пекку не трогай, он уже свой, наш мужик. Живёт тут два месяца, понимаем мы его, да и с Людкой сошёлся, счастливы они. Не находи его, а, товарищ военный. Пусть тут будет.
– Хорошо, – пограничник кивнул, – пусть с визой разберётся и живёт сколько хочет.
Финн, как будто понял, что его оставляют в карельской деревне, улыбался от счастья. Вокруг его белых волос сияли лучи солнца.
Слова режиссёра
Солнце, звёзды, луна, чай на пустынной заправке в три часа ночи, сидя на поребрике – это всё, что является кадрами нашей жизни. Часто жизнь – это череда моментов. Лучшие из них мы аккуратно вырезаем, скручиваем, как пленку и кладем в коробочку. Коробки бережно храним, как в архиве Гостелерадио. Иногда мы достаем их, чтобы посмотреть и пережить. Но самое лучшее, когда число коробочек добавляется.
