Марина Чайка

Петербуржская поэтесса. Родилась и живёт в Санкт-Петербурге. Окончила институт киноинженеров и работает инженером в театре. 

Печаталась в серии книг проекта «Прикоснись к звуку», «Сказки народов России», «Сказки народов мира», в литературно-художественном, просветительском издании «Моя Россия», в литературно-художественном альманахе «Иной взгляд», в коллективных сборниках издательства «Четыре» (СПб.). Готовится к выпуску авторская книга.

ВЕНЕРА БОТТИЧЕЛЛИ

*** 

Из глубины сказаний-мифов
Эллады древней и великой,
Узнаем, как в волнах прилива
В мир появилась Афродита.

О том поведал нам Вергилий,
Гомер и «Стансы» Полициано,
Как боги горнего Олимпа
Тогда дела свои свершали…

Уран весьма любвеобильный,
Верховный бог, что правил миром,
Познал отмщение обиды,
Что Гея учинила с сыном.

Уран неистов был в изменах,
Плодил чудовищ, пряча в Гею,
Земля, страдая чрезмерно,
Взывала к сыну о спасении.

Урана сын и Геи, Кронос,
Отсёк причину и начало,
Чем прекратил в нём детородность,
Его от власти отстраняя.

От плодоносной силы отчей,
Из отсечённых уд Урана,
Пролилось семя с кровью тотчас,
Что сильно Гее досаждало.

Осуществил желанье Геи,
Как сын, её покорен воле,
И совершилась месть страшнее,
Чем мог Уран представить более.

И где на землю пало семя,
Там родились Эринии-Фурии,
Что людям мстят за преступленья,
Ввергая грешников в безумие.

Как удивляться, что земные,
Обиженные дщери Геи,
Бывает, мстят, как Фурии злые
Мужьям, имея в том примеры.

И породилось племя мелий,
Нимф ясеня – дриады смертны,
Произвела на свет их Гея –
Дела божеств внутрисемейны.

А капли, что упали в море,
Вдруг вспенились морской волною,
И чадо божье неземное
Создал отец последней волей.

И в этот миг благословенный
Из снежно-белых волн виденьем
Явилось лучшее творенье –
Венеры пенное Рожденье.
Как было в точности, не знаем,
То в мире древнем схоронилось,
Судьба Венеры-Афродиты
Нам лишь немного приоткрылась.

Венера в мифологии Рима –
Что Афродита древней Греции,
Любви и красоты богиня,
И всех плотских желаний сердца,

Имела пылкого супруга,
И нрав его, Вулкана, грозен,
Детей Формидо и Амура,
Чьи стрелы раны нам наносят.

Века сменялись постепенно,
От стрел Амура нет спасенья,
Творят великие шедевры
От ран сердечных пораженья.


***

Давно, в эпоху Возрожденья,
В правленье Медичи Лоренцо,
Жил некто Сандро Боттичелли,
Был истый сын своей Флоренции.

Он сын кожевника Мариано
И матери своей Смеральды,
В квартале жил Санта-Мария,
И было трое старших братьев.
Его прозвали Боттичелли,
Что значит попросту «Бочонок», –
За тучность брата, хоть взрослели,
Но звали так, хоть был неполон.

Он – Алессандро Филипепи,
Талантом с детства отличался,
Подростком у Филиппо Липпе,
В учениках он подвизался.

Историю Фра Филиппо Липпе,
Пожалуй, стоит рассказать,
Был он монахом-кармелитом,
И лет тому уж будет …дцать.

Известный был уже художник.
Вдруг буйной страстью воспылал
К монахине Лукреции Бути –
Так, что Лукрецию украл.

И вознамерился жениться,
Похитив из монастыря,
Лишь Медичи, как покровитель,
Их спас от строгого суда.

Сам герцог Козимо Медичи,
Укрыл дрожащую чету,
Лукреции юной и Филиппо,
Дав жизням этим полноту.

И стали жить молодожёны,
Заступнику благодаря,
Благополучно, защищённо,
Картины и детей творя.

Покинул Липпе кармелитов,
Что наложило отпечаток,
Известен был свободомыслием,
И в живописи стал новатор.

В истории случай сей изрядный,
Сандро Филиппе превзошёл,
И сына, тот учитель знатный,
Отдал ему учеником.

И мастерство с Андреа Верроккьо
Сандро довёл до совершенства,
Там встретил Перуджино Пьетро,
И да, да Винчи Леонардо.

Пересеклись пути великих,
Что Ренессанс всем подарили,
Божественных высот достигших,
Из мастерской Верроккьо были.

Сандро востребован, известен,
В церквях стал фрески рисовать,
Сам Папа Сикст окажет честь ему,
Призвав капеллу расписать.

Он испытал период славы,
Заказы шли к нему рекой,
И в мастерской с учениками
Мог выбирать – писать какой.
По мненью многих был он странен,
Совсем не гнался за богатством,
Жил в мире образов, фантазий,
И в красоте нашёл он счастье.

Медичи вызвал Боттичелли,
Чтоб расписать виллу Кастелло,
Чтоб он там жил, писал картины
И украшал им интерьеры.

Место и время оказалось
Благословеньем Боттичелли,
Тогда вполне раскрыл он дар свой,
Создав великие творенья.

Тогда увидит свет «Венера»,
Её воздушное созданье,
Что лицезреть желал Лоренцо,
Её в своей опочивальне.

И с ней «Весна», как праздник жизни,
В цветах и неге изобилия,
Природы буйное веселье
Там, где всегда царит идиллия.

У всех богинь в его картинах,
Мы лик знакомый узнаём,
Он чист и девственно невинен,
Веспуччи Симонетта в нём.

Была то муза Боттичелли,
Красавица, что нет милей,
За всю эпоху Возрожденья
Все прелести собрались в ней.

Он рисовал её повсюду,
И в каждом образе своём
Он видел её облик чудный,
Недосягаемый во всём.

И все фигуры на картинах
Имеют профиль или лик,
Их стан исполнен плавных линий,
Во всём и вся она сквозит.

Все женщины рыжеволосы,
Как отблеск красоты её,
И возраста её и роста,
И взгляд невинный от неё.

Но он писал её на память,
Он помнил все её нюансы,
И не была моделью прямо,
Она была кровей дворянских.

Она всегда была звездою
На небосклоне у него,
И вдохновлявшая собою,
Была замужнею давно.

Её искали благосклонность,
Забыв её замужний статус,
Медичи собственной персоной,
Но Богу лишь она досталась.

Её супруг Марко Веспуччи –
Брат морехода Америго.
Их дом постигла злая участь,
Безвременно ушла супруга.

Она скончалась от чахотки,
Ей было только двадцать три,
И вдохновенья образ кроткий
Подвластен холоду судьбы.

Писал «Венеру» Боттичелли,
Когда тому прошло шесть лет,
В глазах её свет невечерний,
И лик несёт надмирный след.

Всю нерастраченную нежность
Сандро вложил в свою богиню,
И осиял её нездешний
Свет, что струится и поныне.

Светла, мила, невозмутима
В своей безгрешной наготе,
И целомудренная сила
Сердца растапливает все.

И он трагедию потери
Своим талантом превратил
В Рожденье вечное Венеры
И той, чей облик оживил.

Теперь над ней не властно время,
Он Симонетту воскресил,
И юный лик, почти нетленный,
Для нас, как символ сохранил.

Он вечно предан своей пассии,
И в срок, когда он в гроб сходил,
Свои похоронить останки
У ног возлюбленной просил.

Но лишь спустя тридцать четыре,
С её ухода долгих лет
Покинул землю Боттичелли –
В раю искать любимой след.

Друзья исполнили желанье,
Что Боттичелли завещал,
И Симонетта с Алессандро
Навеки с ним, как он мечтал.


***

Но я немного отвлеклась,
Вернусь на нить повествованья,
Когда к искусствам чутка власть,
Шедевр возможен к созерцанью.

Семейство Медичи практичны,
Вложеньям своим знали счёт,
За вкус к искусствам, эстетичность
Им благодарность и почёт.

Могли бы тратить капиталы
На удовольствия, охрану,
Вести войну и строить замки,
Им было это по карману.

И было, впрочем, это так,
Им светские близки манеры,
Но им дано было сверх меры
Чутьё к прекрасному всегда.

Их почитал сам Боттичелли
За покровительство искусствам,
Ценилась роскошь в их правление
И некая свобода в чувствах.

Их благородства есть примеры,
Любви к твореньям красоты,
Умение ценить шедевры
И поощрять творцов мечты.

Оценена и славна этим
Медичи знатная семья,
Отцы это привили детям,
И продолжали сыновья.

И знали мудрые банкиры,
Чтоб след оставить свой в веках,
Переплести им надо имя
С тем, что пребудет жить в сердцах.

Прошло тому с десяток лет,
Погиб Джулиано при восстании,
Ушёл Лоренцо-меценат,
Последний отпрыск был в изгнании.

И власть семьи пришла в упадок,
Правление взял Савонарола,
Монах-аскет, доминиканец,
Он веры яростный поборник.

Монах неистовым погромом
Принёс Флоренции «Судный день»,
Грозил он молнией и громом
Всем кто к искусствам тяготел.

Он звал предать огню творенья,
Что есть пособники греха,
И светские произведенья,
Все, в чём заметна красота.

Всё, что по мнению монаха
(Кто должен жить в монастыре),
Смущает ум, лишает страха
И дарит радость на земле.

И проповедь свою продолжив,
На площадь вывел горожан,
И запылал костёр безбожно
Всем тем, что он конфисковал.

Горели книги и картины,
Произведения искусства,
Свирели, лютни, клавесины,
Их струны лопались так грустно…

Сжигались тонкие одежды,
Пылали роскоши наряды,
Горели, плавились шедевры,
И бились зеркала и статуи.

Предал огню, «Костру тщеславия»
И Сандро сам в порыве яром
Свои картины-мифографии…
Исчезли в пламени пожара.

Но тот огонь, что пламенел там,
Где красота вдруг стала тленом,
Пожрав учеников творенья,
Не тронул нежную Венеру.

А через год на том же месте
Сожжён был сам Савонарола,
Народ тот с фанатизмом тем же
Волок на казнь его сурово.

Его правление было кратко,
Но в разрушении преуспел,
Пока не отлучил сам папа,
Он натворил немало дел.
Но проповедь его проникла
В глубины сердца… и сомненьем
Смутила душу живописца,
Чуть не сгубив его творенья.

Казнь тяжело в нём отразилась,
И Сандро, мучимый виной,
Стал постепенно нелюдимым,
Сменив в картинах свой настрой.

И жизнь сменила свои краски,
И постепенно, день за днём,
Угасла яркость его сказки,
Что била трепетным ключом.

Иссяк поток заказов частый,
В картинах изменилась суть,
Едва сводил концы с концами,
Чтобы держаться как-нибудь.

И так обычно происходит,
Коль жизнь стремится под уклон,
На пике мало кто уходит,
Таков привычный есть закон.

И лишь спустя четыре века
Вновь Боттичелли знаменит,
Его «Рождение Венеры»,
Всех восхищает и пленит.

Весьма капризная Фортуна
То дарит нам удачи проблеск,
Богатство и признание всюду,
То забытья разверзнет пропасть…

То снова дарит благосклонность,
Забывши прежний свой каприз,
Вновь позволяет славы громкость,
Но некому вручать сей приз.


***

Но мы вернёмся к краскам рая,
Где плещет радостно прибой,
И волны, ракушку качая,
Её несут на брег морской.

Светла, прекрасна Дева моря,
Жемчужина лазурных вод,
На гребешке – дар Посейдона,
Уран её нам отдаёт.

Она, как будто пробуждаясь,
Для мира этого рождаясь,
Ещё она в задумке божьей
И в мир другой пока что вхожа.

Невесела и безучастна,
Её душа невозмутима,
Эфир пока её пространство,
Где мысль творит непостижимо.

И видя в нас несовершенность
Тел и природы нашей бренность,
Её печалит обречённость,
Любви земной предел и смертность.

Но пробуждаясь постепенно,
Вступает в мир природы тленной,
Любовью Землю наполняя,
Как открывая двери рая.

И свет, и тон, и радость жизни,
И всех надежд исток возник,
И дух захватывает вихрем,
Что да, возможен счастья миг!

И в торжестве Природы силы,
Все боги радостно встречают,
Зефир и Флора вход почтили,
Её цветами осыпают.

Зефир, бог западного ветра,
С женой своей, цветов богиней,
Союз плотской с духовной силой,
Символизируют в картине.

Дочь Зевса и Фемиды Ора,
Богиня смены времён года
В цветочном праздничном уборе,
Спешит закрыть её покровом.

Новорожденье созерцая,
Красу Венеры прославляя,
Порфирой власти наделяет,
Её, как божество, венчает.

А за спиной весенней Оры,
Склоняясь ветвями к Венере,
Знак плодородия, жизни полной,
Есть апельсиновое древо.

Дождь из фиалок, маргариток
И белых роз, что по преданью,
Он не случаен на картине –
Несёт любви очарованье.

Из этих трав готовят зелья,
Чтобы привлечь любви избыток,
Собрав богов благословенья,
Готовят так Любви напиток.

И здесь камыш, как символ «скромность»,
Он хочет спрятать Красоту
От тех, кто видит в ней греховность,
Что глаз мозолит чернецу.

Но если мысли ваши чисты,
Вас не смутит и нагота,
Находит каждый то, что ищет,
И бес мутит их неспроста.

А вот … Венера торжествует,
Весь Кипр в праздничном цветении,
«Весна» о том благовествует
Шедевром ярким Боттичелли.

Хоть не являются диптихом,
«Весна», как будто продолженье,
Как две сестры – иконы стиля,
Всегда совместны в обсуждении.

Стихам Лукреция внимая,
В сюжет картины полагая,
Поэме «О природе (всех) вещей»,
Явилась иллюстрацией к ней.

И нá берег легко ступая,
Ковёр цветочный расстилая,
Венеры шествие чудес,
Встаёт вокруг фруктовый лес.

И всё весной благоухает,
Собой Венеру прославляет.
И наполняет всё вокруг
Цветеньем, пеньем птиц… и в круг

Танцуют грации, маня,
И жизнь в раю благословя,
Их талиям не нужна узда,
В них плодородие всегда,

Вуаль и газ их обнимают,
Но мало что они скрывают,
Им нет границ и нет цепей,
Цветущим в радости своей.

Зефир там Хлою похищает,
Супружество ей обещает,
Она же от него таилась,
Во Флору сразу превратилась.

И вырвавшись из его рук,
И говорит цветами вдруг,
И вот уже в красе другой
В венке нас радует собой.

Венера в миртовой листве,
Под сводом арочном ветвей,
Стоит застенчива, скромна,
В порфире царственной она.

Над нею озорной Амур
(Не виден нам его прищур)
Парит, готов пустить стрелу
В беспечном баловстве, кому –

Ему неведомо, куда –
Завязаны глаза всегда,
Но знает то его стрела,
И ждёт в натяге тетива…

Меркурий сад тот охраняет
И кадуцеем управляет,
С мечом косым наперевес
Он гонит тучи все с небес.

Прекрасен в мужеской красе,
В пурпурном шёлковом плаще,
С ним атрибуты божества,
В сандалиях, шлеме два крыла,

Несёт достаток и прибыток,
Торговли бог, хитёр и прыток,
Скор на обмен и на заём,
Мешочек золота при нём.

Предсвадебное наставленье
Несёт собой это творенье,
Меркурий в облике Лоренцо,
Ди Пьерфранческо род Медичи,
Невеста есть Семирамида,
И облик сей несёт Харита.
Харита смотрит на Меркурия,
Любви начальное мгновенье,
Чтоб были счастливы супруги,
Союзу то благословенье.

Античной мудрости идеи,
С христьянским духом сочетая,
В том римский папа (всех святее),
Не видел диссонанс морали.
И мы восторженной душою,
Внимаем чуду Боттичелли,
Что гимн поёт всему живому,
Любви и счастью прославленье.

Он сам прекраснейшей душою
Привлёк из высших сфер небесных
Поток любви к земной юдоли,
Создав гармонии блаженство.

И тот, кто вхож в это пространство,
Уловит радости энергии,
Услышит звуки Ренессанса,
Что побеждают смерть и тленье.

На красоту есть тоже мода,
У разных школ свои манеры,
Но на искусства небосводе,
Не меркнет красота Венеры.

Венера мэтра Боттичелли,
Для всех времён и школ прекрасна,
Хоть краски сильно потускнели,
Измене вкусов не подвластна,

Признает образ совершенным,
Воздавши должное ему,
И взгляд совсем неискушенный,
Скользнувший кратко по нему.

Шедевры кисти Боттичелли,
Имеют стиль свой узнаваем,
Весьма богаты по сюжету,
Изящны, стройны, линеарны.

«Рожденье» – первый холст в Тоскане,
Дотоль в почёте древесина
Была для этой цели ранее,
Но вот шестой уж век картине.

Художник темперой писал,
Она проигрывает маслу,
Но он при этом сам создал
Яичную грунтовку, к счастью.

Но цвет от времени тускнеет,
Хоть сохраняет тон лазури,
Но холст не дерево, стареет
Быстрее, чем доска из дуба.

Творенье нам пока доступно,
В Уффици, лицезреть успеем,
Чтоб оказаться в мире чудном,
Пока во прах не стёрло время.

Венера кисти Боттичелли
Есть символ вечной красоты,
Возвышенной любви сквозь время
И целомудренной мечты.

Текут столетия рекою,
А дева юная цветёт,
Играет рыжею волною
Зефир с рождённою из вод…