Родилась 24 сентября 1987 года в г. Ростове-на-Дону. Окончила ЮФУ по специальности «дизайнер среды», что поспособствовало увлечениям в художественной сфере.
Лауреат международных и всероссийских литературных конкурсов и премий. Заявила о себе в качестве поэта как участник 2-го сезона шоу «Хит» в 2014 году.
С 2019 года получила несколько специальностей по программе профессиональной переподготовки, среди которых: фитнес-тренер, семейный и практический психолог, коуч и другие.
С 2008 года работает над сагой в жанре мистического фэнтези с элементами ужасов «В тени времён», включающей несколько серий.
Основатель творческого объединения BOVA TEAM, ставшего началом издательского проекта (2024).
Утраченная надежда
«Некоторым нельзя возрождаться…» – эти слова, подобно резонансу разорванных струн, отзывались в моей душе, очерчивая боль.
Они били по сознанию, словно раскаты далёкого грома, который ты не видишь, но знаешь, что за ним последует буря. Мне это было запрещено – череда проклятий, древними письменами начертанными на шрамах моей сущности, выжженных на моей душе, словно невидимые клейма, заперла меня в клетке собственного существования. Они были не просто словами или условностями – каждое из них оставляло зарубки, врезавшиеся в мою душу так глубоко, что даже в самые ясные дни я чувствовал их тяжесть.
Моя судьба была записана в книге, чьи страницы покрыты пылью забвения, а строки пропитаны чернилами боли. Каждое проклятие – это печать, закрывающая двери к освобождению. Когда другие обретали новую жизнь, получали шанс очистить свои души, я оставался в тени. Возрождение, которое сулило новый путь, было для меня миражом, который сразу же исчезал каждый раз, как только загорался едва уловимый огонёк надежды.
Я был рождён женщиной, не имевшей статуса, чьё имя никогда не звучало в залах признания. Она была простой и всеми забытой, любя меня с той силой, что могла, но которой не хватало для борьбы с этим миром. Любовь матери не могла защитить меня от судьбы, потому что её руки были связаны, а голос слишком слаб, чтобы его услышали. Её проклятия стали моими, её раны – частью моей судьбы. С самого рождения я был отмечен печатью скитаний.
Я родился в мире, где само слово «нищета» являлось не просто социальным ярлыком, а глубоким проклятием, вплетённым в судьбу. Оно окутывало с первых мгновений, как холодная пелена, и становилось постоянным спутником. Моё существование было не жизнью, а борьбой за право быть замеченным, за возможность занимать хоть какое-то место в этом великолепном, но безжалостном мире батсартиан[1].
Этот мир не знал жалости. Здесь каждый вдох требовал доказательств своей ценности, а каждое движение – подтверждения твоего существования. Арканы, древние и непостижимые Боги, измеряли достаток не золотом или богатством, а энергетическим потенциалом – тем невидимым огнём, что горел внутри всех душ. Роскошь здесь была эфемерной, но ощутимой: её символизировали божественные уровни развития, которые позволяли хозяевам достигать высот, недоступных простым батсартианам. Те, кто мог манипулировать самой тканью реальности, чьи души сияли ослепительным светом и чьи имена шептали с благоговением, считались истинной элитой. Их сила была абсолютной валютой, способной купить уважение, вечность или даже милость самых Высших Арканов. Но я был другим.
Моё рождение стало проклятием, потому что моя душа – результат кровосмешения – застряла на первых ступенях становления. Она не могла сиять, не могла вырваться за пределы жалкого угасающего мерцания. Такие, как я, считались выброшенными за пределы мироздания. Нас даже не называли людьми – мы были отбросами, тенью на фоне величия даже обычных батсартиан, изъяном, который позорил родословную.
В Батсарте подобный дефект становился приговором. Не важно, что ты, как и все остальные, можешь чувствовать, страдать, бороться, – если твоя душа не обладает потенциалом, ты никто. На улицах можно было встретить таких же, как я: измождённых, опустошённых, с глазами, в которых давно погасла надежда. Они становились топливом для возвышения других. Заметившие подобных мне питались нашими последними искрами, чтобы взлететь ещё выше, ибо их путь был обычной лестницей, выстроенной на страданиях слабых.
Каждый мой день был доказательством суровости этого мира. Утром я просыпался с одним лишь желанием: пережить новый виток борьбы. В этом мире, где не было ни милосердия, ни случайных благ, выживание само по себе было победой, но даже крохотные достижения здесь не приносили радости – они лишь отдаляли неизбежное.
Я родился в семье, едва сводившей концы с концами, там, где сама жизнь казалась долгом, который невозможно оплатить. Моя мать, лишённая статуса и защиты, была подобна листку, затерявшемуся на ветру. Её слабые руки не могли уберечь меня от суровых реалий этого мира. Её тёплый взгляд, полный любви, не мог стать щитом от презрения тех, кто обитал в сияющих чертогах Серебрянного Лотоса.
Я рос в окружении теней. Дом был низким, хрупким, как и наша вера в лучшее будущее. Стены пропускали холод, а полы скрипели под ногами, как будто сам наш приют пытался сбежать от своего жалкого состояния. Даже свет, пробивавшийся сквозь дыры в крыше, казался чужим, словно он тоже не хотел оставаться в этом месте.
Каждый мой день начинался с осознания того, что я не принадлежу этому миру. Я был нелепостью, ошибкой, о которой старались не говорить вслух. Семья Серебрянного Лотоса, окружённая роскошью и магией, воспринимала меня как грязное пятно на своей белоснежной мантии.
Когда другие дети играли в садах, купались в солнечном свете и наполняли воздух радостным смехом, я прятался в тени. В их глазах я видел презрение. Они не смотрели на меня как на равного. Их взгляды, колючие и жёсткие, словно холодный металл, всегда проходили мимо, игнорируя моё существование.
Но ещё хуже, чем их молчаливое отторжение, было отношение собственной семьи. Те, кто по крови должен был быть близок, смотрели на меня с укором. Я был для них обузой, напоминанием о слабости нашего рода.
– Ты слишком многого хочешь, – однажды сказал мне дядя, когда я попросил разрешения разделить с ним обед. – Мы и так живём на грани, а ты только всё усложняешь.
Каждое слово было как гвоздь, пробивающий сердце.
Я умолял. Умолял так, как умоляет голодный зверёк, выброшенный в холодный мир, где никто не хочет о нём заботиться. Я ждал заботы, выпрашивал внимание, тянул руки за малейшими крупицами любви.
Я наблюдал, как другие дети обнимали своих родителей и улыбались, наслаждаясь дарованным теплом… Да, мать любила меня, я знал это, но её любовь была слишком слабой, чтобы преодолеть тяжесть нашего положения. Её сердце было переполнено болью, а сил хватало лишь на то, чтобы просто выживать.
– Я стараюсь ради тебя, – каждый раз проговаривая эти слова, её голос дрожал, как порванная струна. – Но мир слишком жесток.
Я цеплялся за эти слова, но внутри постепенно разрасталась пустота.
Когда мне исполнилось восемь, меня впервые привели в храм Серебрянного Лотоса. Я помню, как сияние зала ослепило мелкого меня, и я застыл в восхищении.
Огромные колонны, увитые серебряными лозами, казались бесконечными, а потолок отражал звёзды, которые я видел только во сне. Но вместе с этим величием я почувствовал, как на меня смотрят.
Их взгляды были как иглы, холодные и презрительные. Они видели во мне не человека, а ошибку. Я был символом всего, что не соответствовало их идеальному миру.
– Кто он? – услышал я чей-то голос. – Что он здесь делает?
– Это сын той женщины… – Голос наполнился презрением. – Почему его не отправили прочь?
Слова, полные яда, ранили сильнее, чем клинки. Я чувствовал, как подкашиваются ноги и как дрожит душа от осознания того, что я действительно лишний. Удивительно, но вместо того, чтобы сломить меня, эта боль стала огнём, который разгорался всё сильнее. Каждый укол, каждое презрительное слово подбрасывали дров в этот костёр.
Я знал, что не могу позволить себе упасть.
– Ты ничего не стоишь, – говорили они.
– Тогда я покажу вам, чего я стою, – шептал я себе под нос.
Я тренировался в одиночестве, пока другие спали. Я учился быть сильным, чтобы доказать, что моё место не под ногами, а рядом с ними. Я принимал их презрение и превращал его в мотивацию, чтобы стать лучше.
Каждый день, проведённый на грани нищеты, закалял меня. Я стал выносливым, как трава, пробивающаяся сквозь камни, и твёрдым, как корни деревьев, которые никто не может вырвать. Нищета не просто изменяла меня, она становилась частью моего существа. Я научился видеть в своей боли источник силы. Я понял, что даже когда весь мир отвергает тебя, ты можешь создать свой собственный путь.
Мой мир был полон тьмы, но где-то в глубине я начал видеть проблески света. Не того, что дарит счастье, а того, что освещает путь, даже если этот путь приходилось прокладывать через колючий терновник. И я знал, что однажды, когда мир увидит, на что я способен, они будут вынуждены признать моё существование.
Каждый день моей жизни был похож на бесконечный поход по острому гребню скалы. Под ногами – зыбкая поверхность камня, которая могла обрушиться в любую секунду, впереди – только серый горизонт, а за спиной голоса, полные презрения и насмешек.
Каждое утро я вставал с одной мыслью: я должен прожить этот день, несмотря ни на что. Но и этот день становился похож на вчерашний, как капли дождя, падающие с одного и того же хмурого неба. Ожидание тепла и поддержки сменялось холодной реальностью, в которой все мольбы и старания разбивались, как хрупкое стекло.
– Ты недостоин быть здесь, – снова и снова шептали голоса, словно тени, преследующие меня повсюду.
Слова ранили сильнее любого оружия. Они обжигали сердце, оставляя незаживающие раны. Я чувствовал себя чужим в этом мире. Моё существование казалось не более чем ошибкой, всё тем же пятном, которое все стремились стереть. И всё же, даже когда внутри всё разрывалось от боли, я не позволял себе сломаться.
Моя воля родилась из этой боли. Она не была даром, не появилась внезапно. Её ковали годы унижений, изоляции и глухого отчаяния. Каждый раз, когда я падал на колени, я находил в себе силы подняться. Каждое слово, которое пыталось разрушить меня, становилось топливом для внутреннего огня, который я трепетно хранил в своей душе.
– Я больше не позволю им топтать меня, – шептал я, сжимая кулаки.
Моё сердце напоминало раскалённое железо, которое никто не мог закалить. Я видел перед собой только один путь: бороться и идти вперёд, даже если каждый шаг ранит сильнее предыдущего.
Я продолжал тренироваться в одиночестве. Пока другие крепко спали, я самосовершенствовался, пробуждая силу, что не была дарована мне правом рождения. Моё тело, истощённое нищетой, стонало от боли, но я продолжал. Я не мог позволить слабости победить меня. Каждый удар, каждая неудача – всё это превращалось в мой щит и оружие.
Самое сложное было не в борьбе с теми, кто открыто презирал меня. Самое сложное – это сражение с самим собой, с голосами в голове, насмешливо говорящими мне, что я действительно ничтожество.
– Зачем ты пытаешься? – шептали они, когда я, дрожа от усталости, падал после очередной тренировки. – Ты никогда не станешь одним из них.
В такие моменты я лежал на холодной земле, чувствуя, как она поглощает моё тепло. Слёзы, которые я не мог позволить себе пролить перед другими, текли беззвучно. Но даже тогда, в темноте, я старался находить в себе искру.
– Потому что я хочу доказать, что все ошибаются, – отвечал я себе.
И каждый раз эта искра разгоралась в слабый, но неугасимый свет.
Я знал, что никто мне не поможет. Я был один. Мои руки, которые когда-то тянулись за заботой, теперь сжимали оружие. Моё тело, истощённое и израненное, стало моим инструментом выживания. Я учился бороться не только с врагами, но и с самим собой.
– Ты никогда не заслужишь их признания, – говорили мне.
– Тогда я заставлю их признать меня!
Каждое действие было полноценным шагом в этой битве. Я учился читать их взгляды и предугадывать удары. Я изучал их правила, чтобы однажды превзойти в их же собственной игре. В конце концов, я занял своё место среди них, как скульптор, вырезающий из камня своё отражение. Это была не победа, это был трудный шаг к тому, чтобы просто стоять наравне с теми, кто хотел видеть меня у себя под ногами.
Душа расплачивалась за эту борьбу. Она становилась твёрже, холоднее – как сталь, которой не хватало тепла. Внутри меня жили гнев и усталость, но я держал их внутри, чтобы никто не увидел мою слабость.
Моя воля – это не благословение, это ожог, оставшийся после того как меня пытались уничтожить. Я боролся не за признание, я боролся за себя. И я знал, что несмотря на их презрение, я найду способ выжить. Даже если этот путь будет полон боли и одиночества, я докажу, что достоин. Моя воля стала моим крылом, рассекающим шторм.Моя воля стала моим клинком, способным сокрушить любую преграду. И я больше никому не позволю говорить, что я – ничтожество. Таким я был тогда…
Возвращение всегда сопровождается противоречивыми чувствами.
Это момент, когда ты лелеешь в сердце надежду, что всё будет по-другому, но сталкиваешься с реальностью, которая разбивает все твои старания, как хрупкое стекло под тяжестью удара. Когда меня призвали обратно те, кто знал эту душу в прошлой жизни, – той самой жизни, где я сражался за право существовать, я думал, что это станет новым началом. Но вместо освобождения я получил новый виток старой боли, которая разлилась по душе, словно яд.
Я шагнул в новый мир, ощущая груз своей прошлой жизни.
Люди, стоявшие рядом, теперь смотрели на меня по-другому. В их глазах не было ни тепла, ни радости от моего возвращения. В их взглядах не было ни признания, ни уважения, только холодное ожидание. Как будто моё появление стало не благословением, а ещё одной проблемой, которую нужно было решать.
Когда-то я был среди них равным. Я с трудом завоевал своё место, пройдя через презрение и ненависть. Я заставил их признать мою силу, склонил их головы перед собой. Но теперь всё, что я построил, рухнуло, как замок из песка под ударами прилива.
Меня снова поставили на самое дно, как будто все прежние достижения были иллюзией, которой никогда не существовало. Те, кто раньше уважительно кивал мне при встрече, теперь отворачивались. Моя значимость испарилась как дым, развеянный ветром перемен.
– Ты снова здесь? – их голоса звучали как шипение змей. – Разве тебе не пора доказать, что ты достоин хотя бы своего имени?
Слова ранили сильнее клинков. Переродившись в Тримирие, я осознал, что здесь никто не помнит моих подвигов, или, что ещё хуже, помнят, но это больше ничего не значит.
Меня поставили на колени не открыто, а тонкими иглами безразличия. Каждый день я чувствовал, как взгляды окружающих прожигают мою кожу, словно напоминая: «Ты не равный. Ты был им только в своих мечтах».
Я снова стал просителем, выпрашивающим уважение, признание, право на существование. Время будто повернуло вспять, и я вернулся в тот момент, когда мне приходилось умолять о каждом шаге вперёд. Но теперь всё было больнее. Раньше я знал, что у меня есть цель – доказать им, что я достоин. Теперь же цель ускользала, как тень.
– Ты был кем-то, – шептал голос в моей голове, – а теперь ты снова никто.
Эти слова гудели в голове, превращая каждое усилие сделать шаг вперёд в пытку. И всё же я не мог остановиться. Даже находясь на дне, я знал, что должен подняться. Не для того, чтобы снова завоевать их признание, а чтобы напомнить себе, кем я был и кем могу стать.
Каждый шаг становился мучительным. Меня окружали молодые, сильные, рождённые в семьях, которые их поддерживали, а расправленные крылья сияли с гордостью и уверенностью. Они смотрели на меня с презрением, которое было мне так хорошо знакомо.
– Ты был великим, – сказал однажды один из них, усмехаясь и глядя на меня. – А теперь ты лишь тень самого себя.
Эти слова – удар молота. Я чувствовал, как моё сердце сжалось от этой истины.
Возможно, я действительно стал тенью.
Возвращение оказалось ловушкой. Оно заставило меня взглянуть в лицо своей былой славе и осознать, что этого больше нет. Я был окружён её призраками, но не мог прикоснуться к ней. Каждое воспоминание о былых подвигах теперь причиняло боль. Я видел себя стоящим среди Арканов, видел их склонённые головы, слышал их признание. Но теперь всё это стало сном, который исчез при пробуждении.
Вернувшись к жизни, я ощутил не радость, а пустоту. Мне снова пришлось доказывать свою ценность, начинать всё сначала. И всё же, несмотря на боль и отчаяние, внутри меня оставалась искра. Пусть она была слабой, почти угасающей, но она жила. Я знал, что должен бороться не ради признания, а ради себя.
Меня избрали, чтобы взращивать новое поколение. Их души были для меня дороже собственной жизни и, возможно, именно в этом я найду свою новую цель.
Возвращение стало не концом, а началом нового пути. И даже если этот путь будет усеян шипами, я пройду его. Потому что даже на краю боли и утраты я всё ещё оставался собой.
Падение всегда начинается с молчания. Оно не приходит с криками или громом, а опускается незаметно, как густая завеса ночи, пока вдруг ты не оказываешься в бездне, где нет света. Когда Батсарта рухнула, её падение было не просто физическим разрушением – это был разрыв самой ткани мироздания, трещина в великих законах, которые казались нерушимыми.
Мир содрогнулся. Серебряные башни, вершины которых касались небосвода вселенной, рассыпались пеплом. Храмы, в которых хранились древние магические коды, рухнули под гул заклинаний, вышедших из-под контроля. Батсарта была не просто домом, она была центром гармонии, и её разрушение нарушило баланс между светом и тьмой. И в этом хаосе я, Аркан Надежды, пал. Мои крылья, некогда расправленные с гордостью, обрушились вместе с великими башнями. Крылья, которые несли свет, теперь стали лишними в мире, где не осталось места для надежды.
Моё падение сопровождалось вспышками древней и пугающей магии. Законы, которые когда-то охраняли нас, теперь обрушились на меня и стали карающим мечом, испепеляющим каждую частичку моей сущности. Я чувствовал, как эти силы пронизывали меня. Каждая молекула моего существа кричала в агонии, когда энергия разрушения пронзала моё тело. Магические печати, которые должны были защищать, разрывались, оставляя шрамы не только на теле, но и на душе.
Сила богов, некогда благосклонно смотревших на меня, отвернулась. Их свет погас, и я остался один на краю вселенского холода. Моя надежда, символом которой я был, рассеялась, как дым на ветру, оставив лишь тьму.
Вселенная всегда живёт по своим законам. Она подчиняется равновесию, которое никто не может нарушить. Даже Арканы, даже те, кто наделён божественной силой. Если Надежда не может осветить путь, то закон требует её устранения.
Моё существование стало угрозой этому равновесию. Когда Батсарта пала, разрушение всецело поглотило меня. Вселенная, словно живое существо, отказала мне в праве на свет. Это был её способ восстановить равновесие.
Моя душа, наполненная болью и отчаянием, начала растворяться. Я чувствовал, как частички меня исчезают, а великие механизмы мироздания поглощают моё существо, чтобы использовать его энергию для восстановления.
Но в этот момент появился другой закон. Закон Тени.Когда я уже был готов исчезнуть, меня окутала тень. Она пришла не как угроза, а как укрытие. Её сила ощущалась древней и окутанной тайной. Это была магия, которой не касались ни свет, ни тьма, – нечто изначальное, выходящее за пределы нашего понимания.
Тень Миссии Тьмы укрыла меня, словно огромный плащ, сотканный из звёздной пыли и ночного ветра. Она окутала моё раненое тело, излучая тепло, несмотря на свой мрачный вид.
– Ты не можешь исчезнуть, Надежда, – прошептал он, и этот голос эхом разнёсся по вселенной. – Даже в падении ты нужен этому миру.
Его сила перенесла меня сквозь пустоту и слои мироздания, которых я никогда прежде не видел. Я ощутил всю мощность потока древней магии, в глубинах которого пульсировала сама суть всего мироздания.
Тень привела меня на островной астероид, парящий в пустоте среди звёзд. Это место, оторванное от времени и пространства, было наполнено зелёным светом – едва заметным, словно отблеск последней надежды. Здесь не было жизни, только бескрайние поля серого песка и редкие всполохи магии, которая дрожала в воздухе, как отголоски давно утраченной древней силы. Но это место оказалось для меня родным.
Моё тело, обожжённое энергией разрушения, начало восстанавливаться. Магия астероида, словно ласковые руки, проникала в мои раны, залечивая их. Но это было не просто исцеление – это стало трансформацией. С каждым мгновением я чувствовал, как становлюсь другим. Силы, которые теперь текли по моим венам, не просто напоминали о моём предназначении, но и добавляли нечто новое, неизведанное.
На астероиде я начал восстанавливать не только своё тело, но и душу. Я погрузился в свой внутренний сад – место, где когда-то хранилась моя связь с магией.
Сад изменился. Его некогда яркие цветы, отражавшие свет, теперь потускнели, а их лепестки стали похожи на кусочки тени. Деревья, некогда высокие и мощные, теперь склонялись под собственной тяжестью. Я знал, что должен возродить Сад души. Я чувствовал, как магия, оставшаяся во мне, пытается прорасти, но каждая попытка соприкасалась с сопротивлением.
Я проводил дни и ночи в медитации, пытаясь соединиться с изменённой природой своей души. Это была не просто работа над собой, это был акт воли, борьбы за нечто большее – абстрактную неизвестность будущего.
Этот остров, эта пустынная земля стали моим домом. Здесь я нашёл убежище от мира, который отверг меня. Здесь я открыл в себе силы, которых раньше не было, но я знал, что это лишь промежуточный этап. Вселенная не прощает тех, кто прячется в тени. Я чувствовал зов. Где-то там, в звёздной пустоте, меня ждал новый мир, новые испытания. Я был Надеждой, которая не могла исчезнуть.
Мой новый дом стал началом новой эпохи.
Мне казалось, что новая жизнь, открывшаяся передо мной, была полна обещаний и я вступил в династию Хаоса – древний род, чья кровь текла с момента зарождения мироздания. Эти существа не просто управляли энергиями, они были связаны с самими нитями реальности, ткали её узоры и разрушали их, когда того требовало равновесие.
На первый взгляд, я обрёл то, о чём мог только мечтать: новый дом, новую семью, возможность принадлежать чему-то большему. Мне казалось, что теперь я наконец-то обрету покой. Но даже в самых ярких вспышках этой новой жизни я чувствовал тревогу, шёпот далёкой боли, которая напоминала: счастье здесь – иллюзия, искусно сотканная из магии, призванной скрывать истинность.
Династия Хаоса приняла меня, как будто я всегда был частью этой ветки крови. Их магия была древней и тянулась от хорошо мне знакомых Арканов, способной проникать в глубины сущности и менять саму ткань души. Эти существа не просто манипулировали энергиями, они жили внутри вселенных, манипулируя, маневрируя среди вариантностей и создавая разрушение по прихоти.
– Ты один из нас, – говорили они, и их голоса наполняли воздух словно вибрация, распространяющаяся сквозь пространство. – Твоя кровь теперь пропитана хаосом, твоё предназначение – создавать и разрушать, становясь частью великого.
Они окутали меня своими ритуалами, позволили почувствовать силу, которая текла в их венах. Эта магия не была похожа ни на что из того, что я знал раньше. Она была неуправляемой, опасной и соблазнительной. Я чувствовал, как она течёт во мне, наполняя тело светом и тьмой, сплетающимися в тандеме сюрреализма. Но чем глубже я погружался в эту силу, тем отчётливее понимал, что она не может дать мне того, чего я действительно жаждал. Она не могла исцелить моё сердце.
Хаос подчинялся своим законам, древним, как сама Вселенная. Они не могли быть нарушены даже его создателями. Эти законы требовали равновесия, обмена, жертв. Всякий раз, когда я касался магии династии, я чувствовал, как что-то отнимается и у меня.
– Каждый дар требует жертвы, – говорили мне. – Это основа существования.
Я видел, как эти законы влияют на всех, кто принадлежал к роду Хаоса. Их лица, полные гордости, скрывали неизмеримую усталость. Каждый из них знал, что их силы даются за плату, и эта цена была слишком высока.
Счастье, которое я обрёл здесь, было зеркалом, отражающим иллюзию. Оно блестело, манило, но каждый раз, когда я пытался прикоснуться к нему, оно трескалось, обнажая пустоту за своими гранями.
В новой семье мне хотелось найти тепло и единение, утраченные давным-давно. Каждый взгляд и улыбка династии Хаоса казались мне призывом: «Ты свой». Но это было обманом.
Они принимали меня как часть великой манипуляции, как ещё одного игрока, способного влиять на баланс. Но их сердца, замкнутые внутри древних законов, не могли быть полностью открыты.
Я тянулся к ним, искал в их жестах искренность, которая могла бы исцелить моё разбитое сердце. Но всякий раз, когда мне казалось будто я что-то нашёл, реальность била своей правдой. Я был нужен им как инструмент, но не как душа.
– Ты Надежда, – напомнили они однажды. – А это значит, что ты принадлежишь не нам, а всем.
Эти слова эхом отозвались в моей душе, оставив после себя звенящую пустоту.
Каждую ночь я молился, обращаясь к древним законам, которые соединяли свет и тьму. Я просил гармонии, умолял, чтобы меня приняли не как символ, а как существо, нуждающееся в покое. Но законы Вселенной оставались безмолвными.
– Надежда не может принадлежать никому, – шептали звёзды, отражаясь в моих мыслях. – Она может только дарить себя.
И тогда я понял: моё предназначение в этом мире не оставляет места для счастья. Я был создан, чтобы вдохновлять других, но при этом моё собственное сердце оставалось закрытым для той гармонии, которую я дарил.
Моя иллюзия счастья начала разрушаться, как стеклянный мост, по которому я шёл, надеясь добраться до света. Каждый шаг приносил треск, а каждая попытка поверить становилась раной. Я видел, как магия Хаоса соединяет меня с их величием, но с каждым днём я всё больше осознавал, что не принадлежу им. Их сила, древняя и могущественная, не могла заполнить пустоты души. Иллюзия счастья, которую я обрёл, была лишь очередной гранью моей судьбы. Она сверкала, обжигала, но оставляла меня таким же одиноким, каким я был всегда.
Теперь я понимал: счастье не для меня. Оно недостижимо для тех, чья роль заключается в том, чтобы быть огнём, согревающим других, но обжигающим самого себя. И тогда я испытал безумие…
Безумие – это не внезапная буря, которая обрушивается на тебя и ломает волю. Это скорее затяжная осень души, когда яркие краски исчезают, уступая место серости, а дыхание становится тяжёлым, как умирающий ветер. Я погружался в это состояние не мгновенно, а медленно, шаг за шагом, подчиняясь невидимым законам мира, который отвернулся от меня.
Надежда, воплощением которой я был, угасала. Я чувствовал это словно трещины, ползущие по стеклу, ещё не разбившемуся, но уже готовому рассыпаться. С каждой новой раной, с каждым днём, проведённым в одиночестве и неволе, я терял связь с самим собой. И вот настал момент, когда внутри не осталось ни света, ни тьмы – только пустота.
Пустота внутри меня была не просто состоянием, а живым существом. Она дышала, шептала мне на ухо, заставляла видеть образы, которых не существовало. Сначала это были лишь слабые тени, проблески мрачных воспоминаний, но вскоре они стали сильнее.
– Ты больше не Надежда, – говорили мне голоса. – Ты осколок, который больше не нужен миру.
Я пытался сопротивляться, пытался найти что-то, за что можно было бы ухватиться, но всё вокруг рушилось. Магия, которая когда-то текла во мне как чистый поток, теперь напоминала мутный вихрь, готовый поглотить всецело.
Моя душа, связанная с законами Вселенной, больше не могла поддерживать их гармонию. Я чувствовал, как эти правила начинают действовать против меня. Вселенная, всегда равнодушная и непоколебимая, теперь казалась враждебной.
Древняя магия, которая была частью моего существа, начала искажаться. Я чувствовал, что её потоки больше не подчиняются мне. Они превращались в хаотичные всплески, разрывающие сознание на части. Эта магия, созданная для того, чтобы вдохновлять и исцелять, теперь стала моим мучителем. Она показывала мне картины прошлого, искажала воспоминания, заставляла видеть себя в самых ужасных образах.
Я видел, как мои крылья, некогда сиявшие светом, теперь покрывались трещинами, из которых сочилась чёрная жидкость. Я чувствовал, как мои руки, некогда даровавшие надежду, становятся чужими, обжигая всё, к чему я прикасался.
– Ты создан для разрушения, – повторяли голоса.
Эти слова, точно заклинание, проникали в мою душу, наполняя её хаосом.
Законы мироздания, которым я служил, теперь обернулись против меня. Их неизменная строгость больше не защищала меня, а стала каменным грузом, тянущим в бездну.
– Ты нарушил баланс, – шептала Вселенная. – И теперь баланс требует твоей жертвы.
Эти слова были не просто угрозой. Это была истина, с которой я не мог бороться. Моя роль как Аркана Надежды заключалась в том, чтобы поддерживать свет, но теперь я чувствовал, как сама структура реальности отвергает меня. Пространство вокруг сжималось, время становилось неощутимым.
В те дни, когда моя связь с миром истончилась, будто паутина, натянутая на холодном ветру, я осознал, что мой единственный шанс на спасение – это поиск себя в глубине собственной души. Там, где обитали истоки моей магии, где когда-то расцветал мой внутренний сад.
Я погрузился в себя, закрыв глаза и позволив своему сознанию оторваться от реальности. Моё тело оставалось неподвижным, но дух начал скользить, словно корабль, в бескрайнем море забвения. Сначала я чувствовал только пустоту – холодную, бесконечную, как пространство между звёздами. Но вскоре появились тени, неуловимые образы, которые тянулись ко мне, нашёптывая слова, смысл которых был ускользающим, но болезненно знакомым.
– Что ты ищешь? – спросили они, и их голоса звучали как шёпот ветра, проносящегося сквозь мёртвый лес.
– Себя, – ответил я, но мои слова эхом разнеслись в пустоте, не найдя отклика.
Когда я добрался до Сада души, меня охватило странное чувство узнавания, смешанное с ужасом. Этот сад, некогда светлый и полный жизни, теперь превратился в искажённую пародию на самого себя. Там, где раньше были яркие зелёные поля, теперь простиралась чёрная выжженная земля, покрытая трещинами. Воздух был пропитан запахом пепла и гнили, а небо над садом стало разорванным, точно ткань, сквозь которую просачивалась тьма.
Деревья, которые когда-то величественно возвышались, раскинув свои ветви, теперь скрутились, как когти мёртвых существ. Их листья, золотые и сверкающие, исчезли, оставив лишь обугленные остовы. Каждое дерево напоминало о боли, которую я когда-то пережил.
Цветы, которые раньше излучали сияние, теперь лежали опавшими лепестками в чёрной жиже, напоминающей кровь. Они шептали мне, шептали о потерянных возможностях, о разбитых мечтах, о том, что я никогда не смогу восстановить этот сад.
– Ты пришёл слишком поздно, – прошептала река, чьи воды теперь были густыми, как смола. – Надежды больше нет.
Я знал, что должен восстановить этот сад. Он был не просто частью меня, он был моей сущностью, местом, где рождалась моя магия. Стоило мне прикоснуться к обугленной земле, как исходящий от моей руки свет тут же поглощался тьмой.
Я вложил всё, что у меня было, в попытку оживить хотя бы один росток. Моё сознание наполнилось древними заклинаниями, слова которых звучали как отголоски давно забытых времён. Я призвал силу, которая принадлежала самой Вселенной, использовав магию, созданную в момент её зарождения.
Мои руки пылали, словно я держал в них звезду, но даже эта сила не могла преодолеть разрушения, охватившие мой Сад души. Вместо того чтобы рассеяться, тьма становилась только гуще, будто эта магия пробуждала её, делая ещё сильнее.
– Ты не можешь восстановить то, что разрушено законами, – сказали голоса, доносившиеся из самой тьмы. – Вселенная требует равновесия. Твой свет был слишком ярким, и теперь тьма – твоё наследие.
Я почувствовал, как эти слова пронзают душу. Я всегда знал, что Вселенная живёт по своим законам, но теперь эти законы стали моей тюрьмой. Равновесие требовало, чтобы я принял свою тьму, чтобы я стал частью разрушения, которое меня окружало.
– Почему? – спросил я, но ответ был так же неизбежен, как и сам вопрос.
– Надежда не может существовать вечно, – прошептали звёзды в разорванном небе моего сада. – Она даётся лишь тем, кто её теряет.
Я упал на колени, чувствуя, как мой внутренний свет тускнеет. Каждый раз, когда я пытался подняться, я чувствовал, как вселенские силы снова толкают вниз, напоминая, что я не могу противостоять их воле.
Моё сознание, вместо того чтобы искать свет, начало погружаться в тени. Они окружали меня, как волны, захлёстывающие утопающего. Я видел свои воспоминания, но они были искажены.
Я видел момент, когда мои крылья впервые засияли, но теперь в этом видении они явились обугленными и искалеченными. Я видел тех, кто когда-то верил в меня, но их лица были заменены тенями.
– Ты больше не Надежда, – снова и снова звучало в сознании.
И каждый раз эти слова становились всё более убедительными.
Я знал, что не могу сдаться. Где-то в глубине моего существа всё ещё горела крошечная искра. Она была не больше свечи, но я чувствовал её. Это был остаток Надежды, который всё ещё удерживал меня на краю пропасти.
Я поднял руки, вложив всю свою волю, всю свою силу в заклинание, которое должно было пробудить мой сад. Моё тело дрожало, словно его разрывало изнутри. Свет, который я вызвал, был ослепительным, но вместе с ним поднималась и тьма.
Магия переплелась, словно два зверя, схватившиеся в смертельной схватке.
– Ты не сможешь победить, – сказал голос. – Но ты можешь выбрать: стать частью этой тьмы или исчезнуть.
Я стоял, окружённый хаосом, чувствуя, как мой сад, моя душа трескается и ломается под тяжестью этих слов. Сад не откликнулся. Моё заклинание, моя воля, моя магия – всего этого оказалось недостаточно. Я чувствовал, как силы покидают меня, как угасает моя искра.
Но даже тогда, на краю своего сознания, я знал: пока я не исчез, пока я стою, пусть даже окружённый тьмой, я остаюсь Надеждой, которая не сдаётся.
Я не восстановил свой сад, но внутри меня жила мысль, что это ещё не конец.
В тот момент, когда тьма начала полностью поглощать меня, появилась Асмантиана. Её свет, мягкий и тёплый, разорвал мрак моего сознания.
– Ты не можешь позволить себе исчезнуть, – сказала она, и её голос звучал как музыка звёзд.
Она протянула ко мне руку, и её свет озарил весь сад, оживляя его. Обугленные деревья начали пускать новые побеги, вода, пропитанная тьмой, стала светлее. Но даже этот свет не мог полностью исцелить меня. Моя душа была слишком изранена.
Я не выдержал. Вся тяжесть магии, вселенских законов, искажённой реальности обрушилась на меня. Моё сознание погрузилось в Дартандов сон – глубокое состояние, в которое впадают лишь те, чья душа не выдерживает бремени их существования.
Это было не просто забытье. Это был переход за грань, в место, где реальность растворяется, а душа остаётся наедине с собой.
В этом сне я видел картины своей жизни, искажённые и перемешанные. Я видел моменты, когда был Надеждой, и мгновения, когда потерял себя. Эти образы окружали, разрывали моё сознание, не давая покоя.
Миссия Света, охваченная ужасом от того, что стала причиной моего падения, сделала всё, чтобы спасти меня. Она создала вокруг моего тела энергетический саркофаг, наполнив его восстанавливающими потоками древней магии.
– Я не позволю тебе исчезнуть, – сказала она, несмотря на угрозу, что её обнаружат.
Этот саркофаг стал последним якорем, который удерживал меня в этом мире. Его магия, древняя и чистая, пыталась исцелить все мои раны, но законы Вселенной требовали большего.
Моё существование было поставлено под сомнение, и теперь только время могло решить, смогу ли я вернуться или стану ещё одной жертвой неизменного баланса.
[1] Батсартиане – жители Батсарты, не вышедшие на уровни развития, при которых уже положены статусы и звания.
