СЛАСТЁНА
Поздним летом, в августе, взяли мы с бабушкой корзинки и пошли в лес. В то время белые появились. Да непростые, и называются чудно: сластёна. Очень любят эти славные грибы местные жители. Сластёна – гриб особенный и отличается от остальных белых грибов светлой шляпкой и очень приятным вкусом. К столу подают его, не заготавливая впрок, без приправ. До того он вкусный, что едят его в грибовнице без сдабриваний.
Пошли мы в лес вдоль по просеке. Смотрим: вот в ершистой травке стоит он, как солдатик, как часовой на посту. Хвать, и в корзинку. Идём дальше. Там тоже под палками заваленными, смотри, сидят грибы, шляпками прикрылись. Нагибаюсь и срезаю. Сразу два, в корзинку. Дальше. Вон в травке высокой стоят они. И листики прилипли. Один большой, со шляпой, как барон. А другой маленький, как мальчик с пальчик. Режу. Во-о-о! Идём дальше. Там за холмом, как графья, сидят толстые грибы. Но увижу всё равно. Набрали. Глядь – у бабушки мешанина только: красноголовики, грузди, обабки. Ничё-о! На сушку и в засолку. Тяжела корзинка.
Теперь домой. Валежина. Палки сухие хрустят. А может, медведь здесь ходит иногда. И ищет он уже, где лечь на зимовку. Тихо в лесу и спокойно. Медведь тоже сластёна. Поди ещё каков! Видал его кто-то. Шея с воротником. Во-о, каково! И ходит, как важный паж. Любят его.
Вот мы и ушли с бабушкой из леса. Много теперь у нас по плану дел. Белые – только на лакомство. Шляпка к шляпке – в засолку. Другие грибы – в пироги и на икру.
Топ-топ. И пришли домой, корзинки поставили. На печке молоко топлёное, и пенка сверху.
– А я ряженку люблю, – говорю я бабушке и, пока она замешивает квашонку на хлеб, иду в баню.
БАБУШКИН СУНДУК
Возле широкой дороги, на краю села, стоит бабушкин дом. Каждое утро дымит его труба, когда бабушка печёт хлеб. И в эти минуты так хочется оказаться у неё дома, спрятаться где-нибудь на веранде или в сенях за широкой шторой, читая на сундуке книгу.
Тихо у бабушки дома. Только и слышно, как тикают ходики, отстукивая каждую секунду. Сейчас сижу в сенях и смотрю, как много здесь забытых вещей, которые раньше исправно служили: это и часы с картиной Шишкина «Утро в сосновом лесу», и веретено, кинутое в коробку с луком, и бабушкин сундук, бережно укрытый покрывалом с вышитыми оленями. Я всё время заглядываюсь на него. Он такой большой и занимает много места. Интересно, что в нём хранится? Мне так любопытно заглянуть. Но я всё не решаюсь. Да к тому же солёные огурцы, что стоят на нём, мешают. Может, переставить их, как и цветок в алюминиевой кастрюле?
Большой деревянный сундук с фигурными ручками по бокам был прикрыт большой деревянной крышкой. От старости он почернел. Любопытство меня донимало. Надо открыть крышку и посмотреть, что внутри.
Я переставила цветок и огурцы и потянула за крышку. Но та оказалась тяжёлой. После некоторых усилий я всё же сняла её и поставила рядом с сундуком. Запах прелой ткани ударил мне в нос. И я чихнула. В сундуке лежали домотканые половики. И я почему-то сразу захотела закрыть его.
Но дёрнула один половик. Рядом с ним оказалась вышитая крестиком наволочка. Я достала её и стала рассматривать узор. Тугими стежками на наволочке были вышиты маки и колосья пшеницы. Они были как живые. Тёмно-красные лепестки будто оттеняли розовые на вышитом венчике, и я любовалась тонкой работе. Колосья были золотистыми, и только зёрна темнели, вышитые коричневыми стежками. Рядом с наволочкой лежала салфетка. На ней была вышита сирень, и мне захотелось попробовать так же вышить.
«Обязательно спрошу бабушку, как она так сделала», – подумала я.
Под наволочками лежали другие рукоделия. Там были шторки с вырезанными узорами, обшитыми нитками. Особенно меня заинтересовали кружки с сеточкой. И всё это было сделано вручную, с любовью и терпеливостью.
Умели раньше работать! В этом искусство. Узор будто сказкой живёт, даже петь хочется.
– Где ты? Что ты там делашь? – вскоре позвала меня бабушка.
– Я вот рассматриваю вышивку. Это ты, бабушка, вышивала? – спросила я, показывая одну наволочку.
– Да нет. Мастерица одна.
– Я тоже хочу так уметь.
– Так смотри на её работу и научишься.
– Долго, наверно, делать. Да и не заспорится сразу. А вот эту сирень, что на уголочке, я вышью. Для меня рисунок.
Я села за стол, достала сиреневые нитки и прошила на ткани несколько крестиков. Полюбовавшись стежками, я отложила работу.
Бабушка в комнате подошла к окну, из которого было видно, как по улице шли коровы с пастбища. Одна корова остановилась возле бабушкиного дома, повернулась боком к забору и лениво отклонила голову. Неожиданно раздалось протяжное мычание.
– Корова ревёт. Домой идёт, – сказала я.
– Что ты, – сказала бабушка, – не ревёт корова, мыргат. Что говоришь не по–нашему?
– Не омманет никто, ревёт она. Вишь, даже слёзы на глаза навернулись. Хочет, чтоб подоили побыстрей. Сейчас придёт домой, и подоят её, – сказала я и снова принялась за работу.
«Мне нужно платочек вышить», – думала я.
Взяв образец и нитки, я вышила на уголке ткани маленькую веточку сирени. Она почему-то была похожа на заглавную букву Д. Я немного удивилась и показала свою работу бабушке.
– И ты можешь вышивать, – сказала она.
«Пусть моя работа в сундуке лежит. Может, кто-нибудь найдёт и увидит потом», – подумала я и положила платочек в сундук.
ИЮЛЬСКАЯ ЩЕДРОСТЬ
– Маш, знаешь что?
– Че-го тебе?
– Земляника пошла. Готовь ведро.
– Что? Идти пора?
– Завтра утром и пойдём.
– Ладно.
– Ну не ленись, скорей найди ведро.
Маша неохотно соскочила с лавки и, хлопнув дверью, убежала в кладовку. В темноте она отыскала ведро и поставила его у входной двери.
– Серёжка, а ты во что будешь собирать?
– Я в бидон. И стаканы ещё возьми пересыпать ягоды, – Серёжка говорил деловито и быстро.
– Завтра с зарёй встанем? – спросила озабоченная подготовкой к сбору ягод Маша.
– Когда светать будет, тогда и пойдём.
Серёжка облизнул ложку, что лежала на блюдце с мёдом, и залез на печку, прячась за шторкой.
– Я вот сейчас посплю.
– Отдыхай. А я Олю ещё кликну по ягоды.
Маша ушла во двор, где её сестра пасла гусей. Сидя у забора, она задрала кверху веснушчатый нос и смотрела на солнце. Рядом кошка Маруська точила когти о толстую ножку деревянной скамьи. Увидев Машу, она потянулась и прыгнула в сторону, скрывшись в кустах за забором.
– Оля, слышь, земляники много нынче. Завтра пойдём собирать с Серёжкой.
– Уже? Ну, ведро-то мы наберём?
На следующее утро дети собрались. Позавтракали и с самого рассвета отправились на дедкин покос. Но было мокро идти по утренней росе, выпавшей на мелкий бархатистый коврик травы.
За поворотом дороги на буграх простирался луг, за ним по косогору – поперёк поле, засеянное рожью, а ещё дальше перед лесом паслось стадо коров. Рядом с широким полем – большая поляна. Здесь, от старой раскидистой сосны, роняющей мелкие шишки, начинался покос. В августе у покоса в лесу грузди и маслята бывают, и вдоль него красноголовики растут. А в июле на широкой поляне уже ближе к лесу много красной спелой земляники. Для детей она и забота. Приходят они сюда собирать ягоды.
Серёжка, Маша и Оля пришли на эту поляну. Красная от множества спелых ягод, она будто заманивала в глубь леса.
–Ты смотри, как всё красно, – сказала Оля, присев в кружок к заросшему коврику земляники.
Девочка протянула руку к кустику, и четыре спелые круглые ягодки оторвались и покатились прямо ей в ладошку. Она их бросила в свой стакан.
– Сколько ягод на веточке! – крикнула возле берёзки Маша и показала сорванный кустик земляники. На ней, как бусинки, висели три ягодки с бордовыми бочками, словно капельки.
– Съешь скорей, – сказал Серёжка.
Маша отщипнула земляничку, положила в рот, и круглые ягодки растаяли у неё на языке.
– Ах, душистые…
– Собирай давай! – строго окликнула Оля. – У меня уже треть стакана ягод, я вы всё пробуете.
Она перешагнула через обобранные кустики и присела снова. Под тремя пильчатыми листочками дразнились красные ягоды, и Оля быстро обобрала их своими тонкими пальчиками. Серёжка от неё не отставал. Он тоже набрал полстакана и подошёл к высокой берёзе, где у подножия дерева врассыпную также краснела земляника.
– А вот даже листик красный, как и сама ягода, – сказал Серёжка.
Щёки его зарумянились, и он, увлечённый собиранием земляники, глубоко вздыхал.
В лесу было тихо. Солнце уже взошло, и стало совсем светло. В траве шумно гудели насекомые. Становилось жарко. Дети сняли кофты и, притихнув, продолжали собирать ягоды в майках. Но поляна уже кончалась.
Тишину нарушил Серёжка.
– Пойдёмте дальше, перейдём осинник, там ещё поляна.
– Покажи, сколько уже набрали.
– Да треть ведра только и полбидона.
– Устала? – спросил Серёжка Олю.
– Куда уставать! Ещё собирать нужно.
Дети, скрывшись за осинником, перешли на другую поляну. Там перед оврагом тоже широко разрослась земляника, освещённая солнцем. Даже под косогором на неё щедро падали тёплые лучи.
– Вот и ещё нам работа. Всю поляну надо обобрать.
– Да всё не оберёшь. И после нас останется.
Притихнув, будто прислушиваясь к тишине леса, Маша и Оля погрузились в своё занятие. Утреннее солнце сильно припекало, и щёки у детей горели. Лес просыпался. Птицы громко щебетали.
– Как поют1 – сказала Маша.
– Кто?
– Да птицы, нас увидели и будто спорят об этом.
– Да нет, просто поют между собой.
– А я маленький, ниже стремени! – неожиданно девочки услышали голос Серёжки.
– Что это, и ты поёшь?
– А что молчать? За ягодой всегда поют.
– А я вот не знаю, о чём мне петь.
– Да о чём-нибудь. Любую песню и пой. Хоть про берёзку или про девушку.
–Я знаю про синеглазую девочку. Дево-чка моя синегла-а-зая…
–Тоже хорошо. Вот и пой.
Уже был полдень.
Незаметно время прошло. Дети набрали ведро и бидон спелой земляники и, притомлённые, шли домой. Серёжка нёс полное ведро. Маша – бидон. Значит, день прошёл не зря.
Как долга дорога к деревне!.. Ноги у детей тяжело волочатся. Вот наконец и родной дом. На скамье внуков ждёт бабушка Аня. Она встречает их и удивляется.
– Да вы землянику насобирали!
Серёжка подходит к ней, ставит ведро и вздыхает:
– Вот!
– А тётя Зина уже спрашивала о вас. Земляники купить хочет, – сказала бабушка Аня.
Она отсыпала ягоды себе на варенье. Остальные передала Маше.
– Сбегай к Зине, снеси ягоды-то. Она ждёт.
ДИТЯ-ОГУРЧИК
В огороде развесила в разные стороны капуста свои зелёные уши и прислушивалась, кто же хочет попасть в её потайной карман. Она давно молчала, хотя и это было ей тяжело. Поэтому вздыхала, чтобы освежить своё дыхание, тихо попискивала и потрескивала тугими листьями, словно сахарный песок на раскалённой сковородке.
– Тесно в моей рубашке и жарко. Вот бы вырваться из неё поскорей. Эх! – вздыхала капуста.
Тут на грядке из-под зелёного листочка показался светлый бок огурца. Он улыбнулся, как солнышко из-за облачка:
– Какая ясная погода! Я бы всю жизнь лежал бы тут, на светлом месте.
– Эх! Что тебе лежать? Ты молодой, сладкий. Тебя сразу заметно. А делов-то: раз – и в миску.
– Так только поросят подбирают! – обиделся огурчик и повернулся другим бочком.
– Ты вот всё под листочком кувыркаешься. А я нет, – сказал застарелый тёмный огурец с высокой грядки. – Видишь, какой я большой и упругий!
– Чего это ты такой большой? – спросил огурчик.
– Это потому что долго лежу, загораю, созреваю. Может, я на семена пойду, как самый лучший. Смотри, какие у меня упругие бицепсы.
– Да, я и так вижу, ты большой качок. Тебя не раскусишь.
– Меня лучше не кусать. Я так крепко заночевал на грядке, меня почти забыли.
– Ты такой тёмный и большой, словно кабанчик, и даже похрапываешь иногда, словно зарылся под тяжёлый плед.
– Это я так дозреваю. Вот скоро совсем побурею. Тогда и сорвут меня самым последним. А сейчас я, как якорь на дне, лежу и загораю.
– Разве? – возмутились по-командирски помидоры. – Вот мы точно загорелые. Какие у нас красные бока!
– А я так вообще как негр стал, почернел аж, – сказал помидор Чёрный принц.
– Да. И стал похож на шайбу.
– Не говорите уж. А то это напоминает бомбёжку.
– Мы же сейчас все взлетим на воздух! – заволновались остальные помидоры.
– Пых-пых… – вдруг вздохнул солнечный огурчик, как маленький самоварчик, и все оглянулись в его сторону.
Огурчик тихо лежал на земле под листочком и мирно спал.
– Кажется, и гром утих, и небо ясное. Ни грозы, ни молний. Смотрите, какое дитя!
РАКУШЕЧНЫЙ ЗАЯЦ
Вот и кончилось лето. А сколько было в этот сезон впечатлений!
Мы были на море. Я целыми днями загорала на пляже. И там было множество ракушек. Загорая, я нашла себе занятие: собирала ракушки и набрала их целый мешочек. Ракушки были пёстрые: здесь и гребешки с волнистыми краями, и гладкие ракушки, переливающиеся в сине-оранжевый цвет, и белые круглые раковинки.
Однажды я шла по пляжу, и в глаз мне блеснуло что-то яркое. Я присела, разгребла песок и увидела чудесную ракушку.
Это был гребешок. Но это был не простой гребешок, а целое украшение-подвеска. На внутренней волнистой стороне была нарисована картинка «Ваза с красной розой», покрытая лаком, и узенькая дырочка была искусно проделана у основания ракушки для тесёмочки.
«Да это кулон! – обрадовалась я. – Какой-то мастер их выделывает. А вот рядом другой гребешок, ярко-оранжевый. Такой необычный, его и раскрашивать не нужно. Вообще, гребешки сами по себе такие красивые, будто само море-ювелир выкидывает на берег свои украшения. Только их собери и примени смекалку. Вот приеду домой и обязательно покажу подружкам свои морские дары».
Я стала играть в ракушки. Мне хотелось из них сложить какого-то сказочного зверька или птицу. И я придумала зайца.
Но свою задумку я воплотила в жизнь только дома, когда под рукой были клей, лак и краски.
Я отобрала белые круглые ракушки для головы, на туловище пошли продолговатые ракушки, а на лапы и уши – заострённые завитые. Подобрав по частям, я склеила их и поставила целого зайца на большую ракушку-подставку.
«Но заяц должен быть белым, – заметила я, – а он разноцветный».
И тут я принялась за краски.
Когда клей высох, я взяла белую краску и раскрасила зайца. Но он был какой-то… неживой.
«Нужны глаза и нос, – решила я и добавила на его мордочку точечки. – И всё-таки грустный заяц! – Я смотрела на него и думала: чего же ему не хватает?..
Тут ко мне на руки прыгнул кот Мурзик и зевнул. Широкие пышные усы его раздвинулись в разные стороны. «Вот бы и зайцу такие усы, – подумала я. – Но где взять?»
И тут я увидела на пледе потерянный ус Мурзика.
– Вот это то, что надо! – обрадовалась я.
Ус был длинным, и я разрезала его на несколько частей. Сложила части вместе, приклеив пучок усов к мордочке зайца. И мне показалось, что мой заяц улыбается.
Довольная своей работой, я поставила зайца на книжную полку. Теперь у меня надолго оставался привет с моря – этот ракушечный заяц.
